Нет другой двери… О Гоголе и не только

Гоголь верил в целительную силу молитвы и – повторим – все свои надежды возлагал на помощь Божию. В том же 1845 году он просит графа А.П. Толстого заказать молебен о своем выздоровлении: «Прошу вас просить нашего доброго священника в Париже (протоиерея Димитрия Вершинского. – В. В.) отправить молебен о моем выздоровлении» (из письма от 28 мая (н. ст.) из Гомбурга). И прибавляет: «Отправьте также молебен о вашем собственном выздоровлении. Бог да хранит вас». О том же Гоголь просит и А.О. Смирнову в письме от 15 июля (н. ст.) 1845 года из Берлина. Биограф писателя В.И. Шенрок рассказывает со слов его родственников, что однажды в 1848 году, гостя у своих в Васильевке, Гоголь куда-то выехал из деревни, но вдруг, уже в половине пути, что-то вспомнил, вернулся домой, заказал в церкви молебен о здравии болящей рабы Божией Александры и сейчас же снова отправился в путь. Родные догадались, что он молился за Смирнову

[162].

Известно, что Гоголь не отказывался лечиться (Церковь благословляет обращаться к докторам при необходимости) и лечился за границей на водах не раз. Однако он знал цену врачам. «Но велик Бог, и природа человека еще такая тайна, которая ускользает далеко во многом от глаза докторов, – писал он В.А. Жуковскому 24 июля (н. ст.) 1845 года из Карлсбада. – А потому все клонится к тому, что во время лечения еще крепче и сильней нужно молиться Богу».

Еще один пример. «В 1848 году, – продолжает Мелехов, – перед поездкой в Палестину, письма (Гоголя. – В. В.) еще отражают сопротивление и борьбу с наступающим приступом болезни. Он рассылает друзьям составленную им молитву с просьбой молиться о нем по этой записочке «сверх того, что находится в общих молебнах». Приведем фрагмент этой молитвы: “…Душу же его исполни благодатных мыслей во все время дороги его. Удали от него духа колебания (у Гоголя: колебаний. –

В. В.), духа помыслов мятежных и волнуемых, духа суеверия, пустых примет и малодушных предчувствий, ничтожного духа робости и боязни”».

В данном случае имеется в виду молитва, посланная Гоголем в письме к Н.Н. Шереметевой от 12 января (н. ст.) 1848 года из Неаполя за неделю до его отъезда в Иерусалим. Другую редакцию этой молитвы Гоголь послал через три дня матери в Васильевку. «Прошу вас отправить молебен, – писал он, – и, если можно, даже не один (во всех местах, где умеют лучше молиться), о благополучном моем путешествии. Чувствую, что нет сил помолиться самому: силы мои как бы ослабели, сердце черство, малодушна душа.<…> Соедините ваши моленья и помогите воскрылиться к Богу моей молитве. <…> Прилагаю здесь, на всякий случай, на особенной бумажке содержание того, о чем бы я хотел, чтобы священник, сверх содержимого в обыкновенных молебнах, молился».

В письмах Гоголя этой поры и в составленной им молитве ученый усматривает следы его борьбы с душевным недугом, приближающимся приступом. И в этом тоже следует своим предшественникам. Н.Н. Баженов, например, видел в этой молитве полный список всех признаков «психоза» Гоголя, как будто взятых из современного курса психиатрии. Между тем эта молитва состоит из самых обычных молитвенных выражений с прибавлением прошения об удалении духа боязни, совершенно естественного для человека, отправляющегося в такое далекое и трудное путешествие. Известно также, что Гоголь опасался умереть от морской болезни, от которой всегда страдал. Вследствие этого он, по его словам, и поместил в книге «Выбранные места…» свое завещание, чтобы в случае его смерти, если бы она застигла его на пути, «возымело оно тотчас свою законную силу», как засвидетельствованное всеми его читателями.

В письме из Неаполя от 7 декабря (н. ст.) 1847 года Гоголь признавался М.П. Погодину: «…замирает малодушный дух мой при одной мысли о том, какой длинный мне предстоит переезд, и все почти морем, которого я не в силах выносить и от которого страдаю ужасно». Оттуда же он писал и Н.Н. Шереметевой: «Отправляться мне приходится во время, когда на море бывают непогоды, <а> я бываю сильно болен морскою болезнью даже и во время малейшего колебанья». Опасения Гоголя не были напрасными. Прибыв на Мальту, он сообщал графу А.П. Толстому 22 января (н. ст.) 1848 года: «Рвало меня таким образом, что все до едина возымели о мне жалость, сознаваясь, что не видывали, чтобы кто так страдал»; и на следующий день графине Анне Михайловне Виельгорской: «Если бы еще такого адского состоянья были одни сутки, меня бы не было на свете».

Обратимся теперь к последним дням жизни Гоголя в трактовке Мелехова. «Последний приступ болезни, от котоpого Гоголь погиб, – пишет он, – протекал злокачественно, на фоне нарастающего аффекта с бредовыми идеями самообвинения и гибели <…> прогрессирующим истощением и с полным отказом от пищи. <…> Он десять дней лежит в напряженной позе в постели, не говоря ни с кем до самой смерти (наступившей вследствие бурно нарастающего истощения)».