Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001

Теперь вот собираю в кучу бумаги, мысли, себя, дорабатываю «затеси», в том числе и те, что написал в Голландии и Китае, да и готовлюсь поработать над романом, расчистив путь к нему среди бумаг, суеты и мелких дел. Вышел первый том моего собрания сочинений, и началась подписка на него. Думаю, что в посольстве вам будет возможно подписаться на него.

Очень часто вслух, но чаше про себя, вспоминаю дивные, тихие осенние дни в Голландии, ваш хлебосольный добрый дом, комнату наверху, откуда я вышел и увидел вашу милую дочку, и дворик, где делал физзарядку. Голландия вспоминается как рай земной — из нашей забедованной и замордованной земли даже и не верится, что так может быть и так возможно жить.

Спасибо, Лёня, спасибо. Я понимаю, что во многом мои воспоминания и поездка так светлы и добры от доброты твоей и дома твоего. Чем я смогу вас отблагодарить — не знаю, но есть Бог — и он за добро умеет воздавать добром, и не обойдёт ваш дом его добрый и всемилостивейший взгляд, и он вам везде и всюду помогать будет.

У нас сейчас глухая зима, морозы, ветры дикие — и будем ждать, да уже ждём с нетерпением весны, тепла и всего хорошего, да что-то хорошее нас всё дальше и дальше обходит, видно, и в самом деле прогневили мы Всемилостивейшего.

Пришёл мне журнал — четыре экземпляра с беседой, журнал похож на наш провинциальный «Блокнот агитатора», боюсь, что и беседа такая же, и, может, хорошо, что я по-голландскому читать не умею.

Крепко, по-братски, обнимаю. Храни вас Бог! Ваш Виктор Петрович

26 января 1991 г.

Красноярск

(секретарю Кытмановского райкома партии , Алтайский край

Уважаемый Иван Васильевич!

Не удивляйтесь моему письму — жизнь нынче не такими неожиданностями богата. Я хотел найти Вас на съезде, но не получилось. А искал я Вас вот почему: в деревне Червово Кытмановского района Алтайского края живёт мой однополчанин и фронтовой друг Пётр Герасимович Николаенко. Мы с ним прошли стрелковый полк, автополк и воевали в 92-й артбригаде на самой страшной и неблагодарной должности — связистами. Я по ранению выбыл из нашей части осенью 1944 года, а Пётр дотянул провод до Берлина, Праги и остановился аж в австрийском городке Кремсе. По возвращении в родную деревню работал бригадиром в колхозе, председателем колхоза, ушёл на пенсию с должности зама председателя. Человек он шумный и часто грубоватый, в душе же добряк и надёжный товарищ. Здоровый физически, громадный телом, он много помогал мне на войне силой своей, в особенности, когда я однажды явился в часть из санбата недолеченный, ослабелый.

Конечно, будучи начальником, попивал он крепко, да и посейчас это увлечение не оставил, но вместе с многотерпеливой женой, дождавшейся его с фронта верной девчонкой, пятерых детей вырастили, добра много людям сделали, детей определили.

Но здоровье сдало и у этого богатыря — обезножел, сердце сдало, и ещё беда — сгорела у него машина, так необходимая ныне в житье-бытье.

И вот я прошу Вас помочь моему фронтовому другу купить эту самую машинёшку. Право слово, и писать об этом, и просить неловко, но Петро сейчас лежит в военном госпитале в Барнауле и Христом Богом молит меня ему помочь, а я вот Вас молю и беспокою. Извините.

Заранее Вас благодарю и желаю добра, здоровья! Виктор Астафьев [Откликнулись очередной отпиской, так ничего и не сделав для фронтового друга Виктора Петровича. Партийное слово и обещание как были во все времена пустословными и безответственными, такими и остались. — Сост.]

5 февраля 1991 г.

Красноярск

(В.Болохову)

Дорогой Володя!

Сделав исключение из правил, прочёл я твою рукопись без очереди. Думаю, что «Новый мир» её не напечатает. Журнал этот несколько эстетский, академического духа. Думаю, может твою повесть напечатать «Юность» (тогдашний либерал-прохиндей, гл. редактор её А. Дементьев скакнул от меня, как от прокажённого, чуть не зарезав мой диплом в Литинституте) — они уже приучили почти своих молодых читателей к лагерщине и блатному стилю, с Аксёнова начали и твёрдо держат эту линию.

Что касается меня и моего мнения, если оно тебе нужно. Я считаю твою повесть антилитературой, и коли существует антижизнь, то и литература, ею рождённая, должна была явиться. И думаю, что половина читателей поймёт антиязык литературы подобного рода. Ведь мы и сами не заметили, что более чем наполовину наш обиходный язык уже состоит из блатного сленга, косноязычия и сквернословия.

Не знаю, есть ли будущее у литературы подобного рода? Почему бы и не быть? Ведь привился же рок к слаборазвитым народам, как гриб к гниющему дереву, и досасывает из него последнюю здоровую кровь и остатки разума. Ослабевшим разумом и принял наш народ припадочных коммунистов, их мораль, а затем и всю пошлость в виде патриотическо-проститутского искусства, и оттуда прямым ходом к видео с голыми бабами, совокуплениями на манер скотства и садизма.