Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001

Есть простой способ, к которому прибегаю я сам: не по душе автор — я его и не читаю, давно не читаю и Пикуля — не мой он писатель. Но у него первое место в стране «по потреблению», и не считаться с этим нельзя, как невозможно печатать и снимать одни шедевры. Смотрели же, читали и читают люди Софронова, а теперь вот Гельмана, а это Софронов нынешнего, перестроечного времени. Посмотрел разок, почитал другой — и хватит. Есть чего читать.

Должен Вам сказать, что Вы не одиноки в своём обличительном бумаготворчестве, тучи развелись людей, в основном пенсионеров, которых хлебом не корми, дай пообличать. Интересное наблюдение: чем выше уровень эстетический у человека, чем богаче его внутренняя культура (не грамота, нет, грамоте-то Вы куда как хорошо научились!), тем он сдержанней, уважительней и человечней в своих замечаниях, никогда не опускается до отповеди и хихиканья, показывая пальцем — «Смотрите! Смотрите!»

Много у меня появилось добрых знакомых заочных, которых я благодарил за замечания, ибо ошибки и в нашей работе, к сожалению, тоже неизбежны.

Сделав замечание о том, что колорадского жука на юге нету, крупный учёный и старый интеллигент Симолин через два года нашёл время извиниться и написал, чтобы я не правил рассказ — появился колорадский жук и на юге, в том числе и на Кавказе, это, мол, «не Вам, а нам, работающим в биологической энциклопедии, надо вносить поправку, жук нас и наши теории опередил».

Это не значит, что нет ошибок в моих работах, но с какого боку на них Смотреть? Если с Вашего, то Николай Васильевич Гоголь, гений из гениев на мой взгляд, по-вашему выйдет просто халтурщик. Ну что это такое он пишет: «А у этого жида в бороде было семнадцать волосинок, да и те росли только с одной, с левой стороны».

Давайте по-вашему, с Вашей высокой колокольни посмотрим на это «безобразие». Как это старый человек, да ещё горем убитый Тарас Бульба, глядючи в окно, у разговаривающего среди улицы с другими жидами жида мог не только разглядеть, но и сосчитать волосинки? И где они, с левой стороны растут? Лица? Лба? Носа? И потом, отчего бы автору не заменить это хлёсткое, ухо прожигающее слово «жид», ну и написал бы «еврей», «инородец», «человек, не помнящий национальности» — ведь мастак же пера, мог бы.

Нет, не мог. И не смог бы. Есть законы, именно этим писателем сотворенные, и они выше, как Вам ни горько сие слышать, наших с Вами законов, выученных из чужих книг и по чужим правилам употребляемых.

Графоманов и плохих писателей плодит подражательность, следование выучке. Всё у них точно, всё «по правилам», ан не получается, нет самостоятельности. Мужик самостоятельный, как говорят в народе пока не только крестьянину, но и писателю. Свои удила железные грызёт, свою тропу топчет, свой хлеб ест, своим умом обходится человек, помня, конечно, всечасно, что на полке вон стоят Пушкин, Толстой, Достоевский. А у меня отдельно ото всех стоит ещё и Гоголь, которого я так люблю читать, да времени нету, трачу его, дурак, на чтение писем, подобных Вашему, да ещё порой и на ответы. Я уже чувствую, вижу, как Вы сжали руку не с ручкой — с мечом, плетью, чтобы высечь меня, поставить к столбу. Не надо! Не надо! Ваших писем читать я больше не буду и Вам не напишу. Почитайте лучше наших классиков. Или уж не можете без обличения? Это Ваш кислород? Судя по факсимильному штампику, шибко Вы уважительно относитесь к себе, так уважайте своё и наше время.

С поклоном, В. Астафьев

1992 год

2 января 1992 г.

Красноярск

(Н.Негоде)

Дорогой Николаша!

Очень рад твоей весточке и тому, что в жизни твоей являются освещения творческой удачей. Желаю и в новом году тебе много стихов и песен. Бога свободы в сердце, а ещё здоровья, чтобы работать и не унывать. А всем нам — просветления разума, хлеба, мира и всепрощения Божия за грехи наших дедов, отцов и за наши тоже.

Мы живём помаленьку, зима пока хорошая, в меру морозная, солнечная. Дети растут Я помаленьку работаю. Сейчас пробую вернуться к роману, чтоб за зиму закончить хотя бы первую книгу. Получится ли? Настроение уж больно нерабочее, обстановка жизни у нас препаскудная, очереди немыслимые за всем, неразбериха, злоба, шквал преступности, всё более неуправляемой и звереющей закрываются магазины — нечем торговать, столовые — нечего варить. И в то же время полные поезда и самолёты уходят в свободные государства с ворованной продукцией, частью завезённой к нам из-за рубежа за лес, нефть, за то, что делаем атомную свалку в Сибири. Продаётся и воруется всё, что даже не покупается и не подлежит продаже.