Читаем Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001 полностью

Живём мы в трудах и заботах. Зима, слава богу, была хорошая и уже движется к концу. Наши сибирские морозцы отвалили к вам, в столицу. Ехать и лететь немножко страшновато и дорого, но меня берут на содержание иностранцы, а с самолётом беда, сидят люди по двое-трое суток в аэропорту — нет керосина, и неизвестно, когда этот бардак кончится. Мне кажется, товарищ президент уже не ведёт, а прямо на верёвке тащит коммунистов обратно к власти. Вот распотеха, вот бедствие-то будет! Но об этом не только говорить, но и думать-то страшно...

Уповая на Господа и заботы его, будем жить дальше и в меру им данных сил трудиться. Кланяюсь и ещё раз желаю доброго здоровья! В. Астафьев



22 февраля 1994 г.

Красноярск

(В.Я.Курбатову)

Дорогой Валентин!

Съездил я в конце ноября — начале декабря по морям и странам в опчестве, названном «Культурная миссия России», и было нас 520 душ в том числе более 20 писателей — Солоухин, Залыгин, Розов, Окуджава, Чухонцев и два Вити были — Лихоносов и Потанин, а со мною дак и три, был Ваня Завражин из Липецка, большой знаток поэзии, и Миша Кураев из Петербурга был, очень это хороший писатель и человек. В каюте со мной зимогорил Александр Михайлович Боршаговский, сперва он угнетал меня многословием и перечислением друзей во всём мире, а потом иссяк и всё пошло нормально.

Денег у меня почти не было, поэтому я отдавался созерцанию, отдыху и трепотне с ребятами, поскольку до этого работал, разумеется, молча над второй книгой романа и очень устал. Побывали мы в Греции, Египте, Израиле и Турции. Посещение Иерусалима, Вифлеема, Гроба Господня, Назарета и места Крещения Христа на Иордане произвело на меня успокаивающее, благотворное действие.

Вернувшись домой, я навалился с новой силой на роман, и вот сдал М. С. на машинку уже читабельный вариант, а М. С, бедная, первый раз в жизни взбунтовалась, говорит, больше не могу, такого тяжёлого текста ещё не печатала и печатать не могу, выдохлась. Да и я ещё не писал такого тяжёлого текста, и не всё я вывез на гору и не сделал ещё роман таким, каким хотел бы, но лучше не умею, не справляюсь со страшной задачей, какую сам себе задал, но и того, что есть, с меня довольно. Не скоро я примусь за третью книгу. Шибко устал, обескровился, надсадился.

Никто ведь с меня и с М. С. не снимал домашних забот, текучки, тревоги и нервотрепки. Плавая по морям, придумал я весёлую детскую повесть. Это мне помогало и раньше, после блевотных «Снегов» [имеется в виду роман «Тают снега», опубликованный в Перми в 1958 году и по желанию самого Виктора Петровича последние тридцать лет ни разу не переиздававшийся. — Сост.]

написал я между прочим «Дядю Кузю», а после «Царь-рыбных» надсад и терзаний — «Оду огороду». Заполнял и другими «лёгкими» опусами паузы, и это мне помогало собраться с духом, накопить сил для очередного штурма высот, мною же нагребённых из российской политики, камня, грязи, слёз и крови.

Великий умница и патриот Отечества нашего по фамилии Кузьмин Валериан Матвеевич, убухавший на «миссию» вроде бы более 30 миллионов им где-то заработанных денег, поинтересовался под конец рейса — удалось ли нам и мне, в частности, отдохнуть. Узнав о том, что я придумал на корабле повестушку, сказал, что уже этот рейс и его немалые хлопоты и старания оправданы.

Дело за малым — осталось сдать книгу в «Новый мир» и, отдохнув в деревне, напечатать повесть. А тут юбилей надвигается — этакая страсть. Марья Семёновна грозится от всего этого залечь в больницу или сбежать куда-нибудь. Да куда же деться-то? И детки-подростки — тоже не подарок. И местные фашисты в лице тов. Пащенко и его связников по какому-то патриотическому русскому союзу шельмуют всех и вся, в том числе и меня, борясь за то, чтоб ничего не писать и ходить в писателях, а если и писать, то плохо, бездарно и отстаивать эту стряпню как величайшее достижение духовной, творческой и всякой другой мысли.

Я-то не читаю ни красноярской подворотни, ни «Дня» — донора и вдохновителя тов. Пащенко. хотя они просто воют, требуя ответов, полемик и всяческого к себе внимания — и здесь ты и Валентин Григорьевич [Распутин. — Сост.] хорошо пригодились. Печатая и перепечатывая из таких же боевых листков, издающихся на уровне стройбата, товарищей Зюганова и Проханова, с гордостью трясут вашими умствованиями и духовными на «народную тему» напоминаниями — во, у нас кто попадается! Во, кто нас поддерживает!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века