Читаем Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001 полностью

Курицыну вон в Ярославле уж горшком глиняным по башке съездили, а он хоть бы что, ещё резвее унижает...

А я вот тоже, старый мудрец, взялся оживить два старых рассказа. Легко мне показалось всё это. Работа по готовому легка, а я возьму разгон и, глядишь, с маху напишу детскую повесть. Два рассказа объединились в процессе работы в повесть листа на четыре, и волоку я её за волосья, волоку, черкаю уже третью редакцию и никак не добью, не дочеркаю. Хорошо хоть Марья Семёновна, развивая ломаную руку, печатает мои каракули, хотя и ропщет маленько. Пробовал я писать «затеси» и набросал штук шесть, да теперь вот едва хватает сил на завершение повестушки.

Очень болит голова, никогда ещё так не болела, особо по утрам. А раньше-то было наоборот, ложишься больной, разбитый, но встаёшь посвежее. Видимо, то, что я принимаю более уже десяти лет лекарства от высокого давления, начинает сказываться, и в таком виде и состоянии написать третью книгу романа нельзя.

Жду весны, чтоб перебраться в Овсянку, надеясь, что там мне, как всегда, легче сделается. А весна у нас обещает быть наконец-то путной, ибо зима стоит настоящая. Средние для Сибири морозы пришли вовремя и держатся до сих пор с солнцем ярким, с ослепляющим снегом. Город большей частью мёрз зимою, а у нас, слава богу, тепло и светло.

Похоронил я тут мачеху в Дивногорске, приедешь — расскажу. А приехать, кажется, будет возможность. Петербургская публичная библиотека затеяла провести общероссийскую конференцию на базе овсянской и краевой библиотек. Предварительно она именуется: «Литература и библиотечное дело», идёт подготовка. Серьёзная. Я внёс в списки много всяческого народа, в том числе и Валентина Григорьевича [Распутина. — Сост.]

с Крупиным, и Белова, и тебя, разумеется, и всех стариков, подобных Лиханову, они-то, скорее всего, не приедут, а вам всем «молодым» и Бог велел ещё раз нюхнуть Сибири за казённый счёт. Должно сие событие произойти в конце июня, но деньги большие нужны, да и выборы эти клятые подступают. Как-то мне не до конца верится в таковое дерзкое начинание. Хотя чудеса в наше время происходят.

Вот потребовалось мне установить имена и отчества супругов Мироновых и полез я в «Капитанскую дочку», а как залез, оторваться уж не мог от Пушкина, читал, не сознавая, что происходит это во дни поминальные светлой памяти гения нашего. Ах, до чего же прекрасно читается «Капитанская дочка» и наброски, которые в этом же томе. Но читал я, восторгался и ловил себя на том, что иные наши читатели, особенно из советских учительш и другого грамотного люда, будут воспринимать уже это образцовое, единым (нигде ни разу не порвавшимся) звуком скреплённое повествование как пародию, как старомодное словотворчество, примитивное с точки зрения современного писателя и даже грубо натуралистичное. Ну, как это можно написать на первой же странице: «матушка была ещё мною брюхата...» или совсем «неправильно»: «мысль моя волновалась», а по мне так лучше и короче написать невозможно. Повесть, в наши дни именуемая «маленькой», вмещает материал и события современной трилогии, исключая, конечно, «Тихий Дон», но это «нечаянное» произведение для нашей литературы особь статья. Недаром ведь с ним много уже лет борются товарищи евреи. Нет в ихней литературе произведения такого таланта, и хоть торопятся они объявить «Жизнь и судьбу» В. Гроссмана выше «Войны и мира», а уж «Тихого Дона» тем более, время всё ставит на свои места. Прошло несколько лет после гвалта и литературно-критического бума вокруг этого Гроссмана, и всё уже улеглось, в берега укатилось и предполагаемого половодья не произошло.

Ну всё, расписался, разогнался. Обнимаю, целую. Виктор Петрович



1998 г.

(В.Еременко)

Дорогой Володя!

Никак я не выпутаюсь из сетей медицины, долечился до того, что сегодня мне местное медицинское светило предложило операцию, подобную ельцинской, и от которой славный человек и артист Никулин остался на операционном столе. Года мои уже многие, хворей накопилась куча, и мне просто не выдержать хирургического вмешательства. И порешили мы с давно меня лечащим врачом(чихой), сколь Господь отпустил, столько и проживу, и ускорять процессы уж не буду.

Здесь, в больнице, я перечитал много чего, сегодня вот послал к тебе статейку об одном в глуши непробудной живущем поэте, вслед за этим письмом придёт и материал мой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века