Нет мне ответа...

Я в морозы и ветра не выходил из дому. Много сделал, большую работу задал надзорному оку любимой Родины. Один из лучших, вполне безобидных рассказов уже цензура зарезала в «Новом мире»[171]. Карпов грозился надеть погоны и Звезду Героя, дабы защитить моё художественное детище. А где? И от кого? От тех, кто цензуру породил, утвердил и за своей спиною спрятал и дёргает за ниточку: «Усь, усь!» Игрушки! Остальные рассказы потыристей и позлей – лежать им в столе. Но и пусть лежат! Там им спокойней, и из меня кровь не пьют. Работать-то меня всё равно не отучат, и к зиме или зимою я сделаю сборник из новых вещей на 20 листов. Чем я лучше или хуже того же живого Леонова или мёртвого Нилина, у которых остались полные столы превосходных рукописей, а свету является бог знает какое варево?!

Очень мы уходились и устали с Маней и подаёмся из дома на месяц. Сейчас у нас Ирина с детьми. 5 апреля мы вместе с ними, всей ордой, улетим в Москву, откуда проводим их в Вологду, а сами числа 10-го улетим в Болгарию, подальше от юбилейной политики, и попробуем отдохнуть вдали от этих глупых немытых рож и не голубых, но всё тех же бездушных российских мундиров.

Насчёт Мельникова-Печерского пока всё спокойно и ни звуку, но они обещали сделать договор к осени. Я, как и ты, становлюсь скептиком и ничему уже не верю. Польке вон два годика, и та настырничает и пробует хитрить, что уж про нас-то и говорить!

Домой вернёмся числа 3-го мая.

Значит, тебя, жену и Севу с весной и с Победой!

Всё лето собираюсь быть здесь, а осенью уеду на юг края, зайду с тыла на известный тебе Амыл – там ещё можно себе принадлежать.

Обнимаю. Виктор Петрович

2 апреля 1985 г.

(Ю. Н. Сбитневу)

Дорогой Юра!

Роман я твой прочёл, читал рассказы, читаю затурканный суетой и дерготой. У нас сейчас Ирина с детишками, а 5-го мы уезжаем на месяц в Болгарию отдохнуть. Меня давно туда приглашали, но всё было недосуг, а теперь стало невыносимо от юбилейной и прочей потехи. Надо скрыться от всего этого хоть на месяц. Пятого, только посадим Ирину с детьми на поезд, я сделаю кой-какие дела в Москве, и мы улетим.

Зимой я много чего понаписал, и цензура уже работает в поту, ничего не проходит. Даже то, что считалось «вполне» и было поставлено в юбилейные номера, – слетело, значит, я вполне серьёзно начал работать.

Когда вернусь, дочитаю твою книгу и напишу тебе подробно, а пока на ходу, на скаку, чтоб не терял, поздравляю с весной, с Днём Победы, который, если верить Черчиллю, а кому же верить, как не ему, для всех победителей, во все времена был и началом их поражения. Мы не избежим этой участи, и конец наш предрешён, дело только в сроках, но всё делается изо всех сил, чтоб эти сроки ускорить.

Поклон Майе! Я, Мария, Ирина, Витя и Полька целуем и обнимаем вас.

Виктор

15 мая 1985 г.

Красноярск

(Г. К. Сапронову)

Дорогой Геннадий!

Ваш материал – это самое серьёзное, совсем, кстати, не поражённое отсебятиной, интересное по форме, глубокое по содержанию из всего, что было со мной «беседовано»[172]. Не зря Вы так долго ходили за мной. Да ведь и этого мало, нужно умение, талант, а Вы всё сделали по-журналистски талантливо.

И спасибо Вам, что не унизили меня и себя враньём. Меня поразило высокое качество материала ещё и тем, что в нашем городе «высокой культуры» его попросту не пропустили бы, посчитав дерзким.

Я после большой запарки устал, барахлит сердце, и поэтому почерк мой совсем «разгулялся». Закругляюсь. Просто хотелось скорее поблагодарить Вас. Знаю ведь, как Вы ждёте моего письма.

Пришлите, если можете, ещё штук десяток или пяток газет – нужно для детей и друзей.

Поклон Валентину Григорьевичу.[173]

Ваш Виктор Петрович

2 июля 1985 г.

Овсянка

(Ю. Н. Сбитневу)

Дорогой Юра!

Такая жизнь идёт – время, как в песок. И писать некогда, и читать тоже. А тут погодка! Два лета после Вологодчины подышал я горным сухим воздухом и так хорошо себя почувствовал, хоть до девок беги. Но вот уже третье лето подряд нету не только лета, но и весны тоже не стало. Нынешний год самый худой. Лето, по существу, так ещё и не началось, а сегодня второй день июля, ждать-то уже и нечего.

Был недавно на водохранилище, рыба, которой отнереститься надо было ещё в апреле, мечет икру сейчас вместе с лещом, карасём и прочей тварью, и не мечет, а выбрасывает груз где и как попало, изнурённая, лохматая, ничего уже не боящаяся и не желающая – травы нету, трётся об лесины и пенья затопленные. Рыбаки-промысловики за две недели выполнили годовые планы, черпая рыбу, полумёртвую, тощую, всем, чем можно черпать. И тучи мелкого окуня поедают икру, видел даже, как сорожняк и лещ, отупев от такой жизни, ели собственную икру, а окуни, брызгая молоками, охотятся на молодь свою. Что в народе, то и…