Нет мне ответа...

Командир нашей дивизии Сергей Сергеевич Волкенштейн по происхождению австриец. Его предок ещё при царе Павле I попал в плен. Бабушка его, известная народоволка Людмила Александровна, приговаривалась к смерти, но милостию царя была помилована и 13 лет провела в Шлиссельбургской крепости. В 1905 году во время волнений во Владивостоке она была застрелена. Рано потерявший родителей и бабушку, Сергей Сергеевич воспитывался в семье известного профессора хирурга Склифосовского. Он рано ушёл в армию, а отец его был толстовец и противник всяких армий и насилия. Обо всём этом выпущена с моим предисловием книжка «Счастливая каторжанка», писала её племянница Волкенштейна, а заканчивала дело уже внучатая племянница Крамова Виктория. Книга эта появляется в магазинах, есть в библиотеках, но можно попросить её и у автора. Напишите ей и мне напишите. Я не всегда могу ответить, но всё же как-то держу связь со своими однополчанами.

Сейчас я работаю, точнее, пытаюсь работать, да недосуг, над романом о войне. С 1991 года в издательстве «Молодая гвардия» начинается выпуск моего собрания сочинений в шести томах. Скоро начнётся подписка. Не прозевайте! А сам я из-за отдалённости от Москвы ограничен в приобретении книг.

Кланяюсь Вам и вашим близким и желаю всякого добра и здоровья. Ваш однополчанин и собрат по окопам В. Астафьев

1991

15 января 1991 г.

Красноярск

(А. Ф. Гремицкой)

Дорогая Ася!

Ну вот, одолел я вёрстку. Рассказы читаны-перечитаны[211], уже воротит от них, да и страниц-то 700 с лишним – на один зрячий глаз многовато. Но я заставил себя быть внимательным, иначе нельзя. В нашем мощном и великом языке одна буква, пропущенная или вставленная, приводит к таким искажениям, что дух захватывает. Ваша вёрстка ещё очень хорошая, чистенькая почти, но и в ней девочки правят слово «стан» на «стену», слово «имать» на «иметь» – на то, что душе их ближе и чему во школе научились.

Прошу внимательнейшим образом отнестись к моей незначительной правке – она вся по необходимости.

Мы тут все болели по очереди, и я с недельку после Москвы перемогался. Одна у нас Полька в строю, но учится из-под бабиной палки, зато врёт, сочинительствует куда с добром, бо-ольшая артистка провинциального театра растёт. И грех, и смех с нею!

Я, кажется, приблизился к столу, думаю открыть папку с романом в ближайшее время, если ничего не стрясётся в миру и в доме. Всё тревожно, неустойчиво, и рабочий запал, полученный в Китае, иссяк во время сидения в Москве. Надо опять пересиливать себя, заставлять себя работать, ибо без работы совсем тошно бытовать.

Толя Заболоцкий отъедается и отсыпается у матери, иногда звонит, грозится приехать после 20 января в Красноярск.

Все мои новости иссякли на этом. Поклон молодогвардейцам и всем твоим домашним. Кланяюсь. Обнимаю. Виктор Петрович

23 января 1991 г.

(Л. Черношкуру)

Дорогой Лёня!

Лишь глухою зимою приземлился я основательно за столом и могу написать тебе спокойно и основательно, а то ты скажешь: «Уехал, старый обормот, по небу умчался – и ни звуку, ни хрюку от него!»

Улетел я из Амстердама хорошо и роскошно даже – у буржуев же порядок таков, что ежели ты и вовсе идиот, да и глухонемой к тому же, всё одно не заблудишься. И самолёт хороший, и воздуху хватает, и ногам просторно. Лишь однажды, глянув вниз, я увидел горы, точно как на Чукотке – голые, с белыми вершинами и царапинами белыми по склонам. «Откудова? Что такое? Ведь Европа же под брюхом самолёта», – заметался мой умишко. Вдруг щёлкнуло, и пилот сказал одно только слово: «Монблан». А я почему-то грустно подумал: «Господи, Господи, кончилась жизнь!..»

Я и сам себе не сразу смог объяснить, да и до сих пор до конца не объясню, почему именно эти мысли явились при слове «Монблан». Наверное, оттого, что забрался туда, куда лишь по географической карте забирался и куда черти носили великого Суворова губить безответных русских мужиков ради того, чтобы спасти какого-то австро-венгерского императора и защитить …надцатый параграф чьей-то конституции, но, скорее всего, слово «Монблан» поразило моё воображение в детстве, и я считал его чем-то запредельным, потусторонним. И вот достиг. Как бы уж лететь и ехать больше некуда. Но я всё же прилетел в Италию, меня встретил из «Комсомолки» парень, держа эту самую лучшую в мире газету на груди развёрнутым заголовком, чего и тебе советую впредь делать, глядишь – за патриотизм зарплату прибавят!

Ну-с, ребята-комсомолята всё организовали здорово и достойно. Италия по сравнению с Голландией – это кипящий котёл с разноцветным варевом среди старых стен и узких улочек. Италии бы ненадолго, лет хоть на пять, советскую власть и самую мудрую нашу партию – и она тут же бы оказалась в нашей позиции, нечего было бы жрать, петь ни «белькантом», ни блатным голосом не захотелось бы.