Нет мне ответа...

А за Ивана и за память о нём спасибо! Очерк этот убедил меня, что ты человек и писатель ещё не конченый, иначе я бы тебе и не написал.

Кланяюсь. Виктор Петрович

24 ноября 1992 г.

Красноярск

(В. Болохову)

Дорогой Володя!

Ко времени припало твоё письмо, днями начинаю работу над второй книгой. А написавши большую и очень трудную работу, на почту не смогу отвлекаться, силы уже не те, ведь через год стукнет 70 лет – это много.

Что касается твоего письма, то один Господь без греха, но я хоть каюсь в них, грехах-то. Действительно, поддерживал и хвалил людей, иногда недостойных, но чаще страждущих или чем-то меня опутавших, но ещё чаще, чтобы отвязаться от мешающего жить и работать, особенно журналистов и особенно провинциальных – жалко! Сам был таким. Одно время я говорил: «Если б был бабой, весь матрац подо мной изорвался б в клочья, никому не могу отказать».

Провёртывались и пащенки, но всего четыре за 42 года. Сами по себе они, конечно же, вредны и вредны тем, что, обжегшись на Пащенко, я потом могу пройти и не помочь десятку талантливых людей. Однако ж помогаю. За мной остаётся архив, и из почты моей люди узнают, что поддержал, протолкнул, помог чем мог очень многим настоящим, талантливым людям, подставлял плечо и спину друзьям и слабым людям.

Вот перечитал телегу рукописей, выловил из того воза три талантливейших рассказа и со своим предисловием отправил в «Новый мир», увы, их там не приняли, и я передал рукописи в другой журнал. Из всех моих рекомендаций поэтическая не прошла ни одна, прозаических же несколько проскочило. Ну и что? Мне стрелять новомирцев, да? Ну, застрелю я своего старого друга и превосходного прозаика Залыгина, написавшего «На Иртыше», «Комиссию», «Солёную падь», и что будет? Может, ты знаешь того, кто может заменить его на посту главного? Я таких не вижу и не знаю пока. Кстати, Евгений Храмов, гуляка-мужик, поэт какой, не знаю, уже в «Н. м.» не работает. С ним вместе «ушли» и ещё кое-кого, а взяли людей с коммерческой жилкой, ибо выпуск одного номера «Н. м.» стал стоить 2,5 миллиона, и дай Бог, чтобы журнал выжил. Он был и остаётся пока лучшим в стране, и я немножко горжусь, что состою в его редколлегии, пущай и номинально, скорее дежурно, чем действующе. Я, соглашаясь в редколлегию, так и просил не загружать меня, а Залыгин – мужик понятливый, вон даже гонорар платит ныне самый высокий в стране своим авторам, не желает, чтобы они голодом сидели.

Вот так вот. Что касается Хлестакова Гены, то это агромадный мужик из деревни Толстоносово родом, проработавший оперативником 25 лет и пробующий себя «на ниве журналистики». Я не читал, чего он там наворотил. Тамара, жена его, капусту мне солила в Овсянке, а Гена всё с говорящей машинкой вокруг меня крутился, ну вот и надыбал материал. Что же, мне его тоже убивать? Так ведь не справлюсь, в нём естественного весу 120 кг, и он приёмами владеет, да и худого ничего мне не сделал, а хорошее сделать пытается, помочь чем. А то ведь критиков и стихоплётов много, но мусор увезти некому и за хлебом послать некого, а сами мы всё чаще и чаще не ходоки, и нам догляд нужен. А я был и остаюсь человеком благодарным. Иль это тоже грех в твоём понимании?

Здоров будь и поосторожней по отношению к старшим, а то ведь не все они обладают таким же чувством юмора, как я. Кланяюсь. Виктор Петрович

1992 г.

(Адресат не установлен)

Дорогая Татьяна Васильевна!

Поклон Вам из далёкой Сибири и благодарение за письмо, за книгу, за работы ребят, довольно умные и порой писанные совершенно зрелым, устоявшимся почерком и содержащие свои ребячьи мысли и суждения. Если за учеников переписывали папы или мамы, то это совершенно напрасно – нынешние дети, чаще всего единственные в семье, и без того лишены самостоятельности мысли и действий, забалованные, ленью и инертностью поражённые. Я со страхом думаю, что с ними будет, если грянет беда: голод, война, свалка, от чего мы совершенно не застрахованы.

Мы оставляем детям землю больную, изношенную, химией угнетённую, небо дырявое и грязное, реки покорёженные – только в Сибири 19 мощных гидростанций. Моря опустошённые и загрязнённые.

Если дети нашего поколения из леса не вылазили и знали, какой корень или цветок съедобны, то нынешние детки и в лесу-то не бывают, ничего «про природу» не знают. Бог – опять же Бог! – уже начал спасать людей, возвращая их к земле через дачные участки, где дети видят, что калачи растут не на берёзах и картошка – не на соснах. Хотя и здесь детки при попустительстве бездельничают, где родители не приучают их трудиться на земле, в больших семьях дети по своей воле трудятся и дома, и на земле.