Нет мне ответа...

И когда придёт пора окончательного возвращения горожан в деревню, а это произойдёт непременно и скоро, иначе гибель всем, – снова начнётся освоение целины, запущенных пашен, снова начнёт воскресать деревня. Вот тогда наиболее подготовленные к труду и приближенные к земле и природе люди и будут по праву царствовать на земле и из последних уж сил спасать смертельно больную Россию. И тогда интеллектуалы и интеллектуалки пойдут снова в сёла – менять на картошку и хлеб свои драгоценности, тряпки, свои знания, свой ум употреблять будут во спасение и процветание земли, а не на покорение, то есть на погибель, как это делали наши 2—4 поколения.

Такое развитие человека, когда жители вашего городка летают уж до Луны и живут на небе, а в деревнях землю копают лопатами; когда одни страны обладают оружием, от которого нет защиты, а где-то у озера Чад люди – тоже люди! – в набедренных повязках ведут первобытный образ жизни и («тайные» сношения с цивилизацией) обменивают рыбёшку и овощи на железки и стекляшки. Такая разножопица (извините за деревенский лексикон) ни к чему хорошему привести не может, и если мы не одумаемся, не остановимся в полёте, в беге, на танках, не уверуем в Божьи помыслы, то очень и очень скоро достигнем края пропасти.

Вместе с Вашим пакетом пришёл конверт с сочинениями ребят на ту же, что и у Вас, тему: небо и земля. Звёздного городка жители, конечно же, более развиты, чем в кубанской станице, откуда пришёл конверт, но и в том, и в Вашем конверте всё то же удивление поведением Васютки в лесу, и как много они «почерпнули полезного из рассказа»[224]

. Но почему из рассказа? Почему не из леса, не у природы учатся дети? Давно пора в школах вводить уроки природоведения, надо проводить эти уроки в поле, в лесу, в огороде, заставлять их копать, сеять, садить (да хотя бы цветы), очищать водоёмы, лечить леса. Отчего же нас, деревенских детей, в тридцатых годах учили этому, лесом врачевали, а ныне городские дети узнают природу разве что по телевизору?

Литература – вещь хорошая, молитва – тоже, но они всегда были и будут после хлеба насущного. Когда-то в одной комсомольской газете шёл спор, кто ценнее в жизни – хлебороб или интеллектуал. Наши дети, да и взрослые, как всегда, демагогично, многословно вели вялый спор, но английский писатель, не владеющий приёмами нашего привычного блудословия, оборвал этот пустозвонный спор одной фразой: «Жрать захотите, и сразу ваш спор прекратится». Я, испытавший голод 33-го года и много раз познавший, что такое он, голод, знаю, что «этот царь беспощаден». Не нужно закормленных пряниками детей закармливать ещё и словесной мякиной.

Вчера у меня был целый класс ребят из города Бирюсинска Иркутской области, и, ведя их по берегу Енисея, я показал на противоположный берег, где раскапывают в пещере стоянку первобытного человека наши археологи, и сказал, что в пещере найдены приметы и «вещественные доказательства» людоедства. Один малый сразу врубил: «Завалил жену и сожрал!» – и все засмеялись. Учительница, конечно же, возмутилась, а малый из 5-го класса, и такой уж «остромыслящий»! Вот, чтобы муж жену не жрал иль жена его – надо бы нам приостановиться, одуматься, попробовать для начала сдержать себя в смысле потребления и истребления всего сущего вокруг, а потом уж за лечение себя и природы приниматься, иначе на этих умненьких ребятах всё и завершится.

Посмотрел я Вашу книжку, Татьяна Васильевна, ещё один вздох и стон деревни, на стихотворении «Деревня Рогово» – прослезился. Стихи Вы пишете основательные, незаёмные, и «бабье» в них своё, только жаль, что всё это пишется уже «во след» многих книг прозы и поэзии, отпевшей и оплакавшей нашу несчастную русскую деревню, с потерей которой потерял себя и наш народ. Богом он задуман народом мирным, земным, и если авантюристы всех мастей, преобразователи и проходимцы красной масти сбили его с пути, ввергли в войны, перевороты и кровопролития, то они в конце концов и будут народом и Богом наказаны, и погибнут прежде самого народа, потому как прокляты Господом от рождения. А народа нашего останется ещё достаточно, ибо он велик, увы, велик чаще только по числу, и сколько его останется, что там впереди будет – масса или народ, – судить не берусь, ибо и сейчас уже вижу вокруг не народ, не нацию, а население, среди которого не вдруг и распознаешь признаки нации, когда-то самой трудовой, самой выносливой, от прошлого, кажется, только терпение и осталось – признаки русичей.

За почерк меня простите – я с войны вижу лишь одним глазом, за мысли невесёлые. Писать ребятам я не буду – недосуг. Перескажите это письмо своими словами, а письма ребят отдам в нашу замечательную сельскую библиотеку, где есть мой архив.

Низко кланяюсь, Виктор Петрович

14 декабря 1992 г.

Красноярск

(Адресат не установлен)

Уважаемая Лидия Витальевна!

Спасибо за письмо, за поправки. В издание книги я их внесу, а в газетную публикацию, буде она состоится, уже не успею.