Нет мне ответа...

Благодушие и терпение нашей администрации, творческой и культурной общественности, этакое снисходительное пренебрежение и терпимость к оголтелому, воинствующему газетному хамству, переросшему в проповедь насилия и фашизма, уже давно вызывают недоумение творческой интеллигенции и ещё не совсем одичавшей общественности – доколе могут они, вместе с ними и губернатор, и представитель президента потакать разнузданности черносотенной «Красноярской газеты», которая плюёт им, и всем, и кто там дальше, в лицо. Ведь есть же конституция Российской Федерации, а в ней четвёртая статья, которая гласит: «Не допускается использование средств массовой информации… для призыва к захвату власти, насильственному изменению конституционного строя и целостности государства, разжигания национальной, классовой, социальной, религиозной нетерпимости или розни, для пропаганды войны».

«Красноярская газета», попирающая законы своего государства, оплёвывающая всякую мораль и человеческое достоинство, унижающая звание журналиста, поганящая родное слово, должна быть призвана к порядку и соблюдению хотя бы каких-то этических норм, существующих в цивилизованном обществе.

Я предлагаю администрации края создать комиссию из культурной и творческой общественности, внимательнейшим образом ознакомиться с продукцией «Красноярской газеты» и передать заключение в краевую прокуратуру. От писательской организации предлагаю ввести в комиссию Николая Волокитина и Аиду Фёдорову. От Союза журналистов – Василия Нелюбина, от культурных заведений – директора краевого краеведческого музея В. М. Ярошевскую. Остальных членов комиссии – на усмотрение администрации.

Виктор Астафьев

26 марта 1995 г.

Красноярск

(А. Ф. Гремицкой)

Дорогая Ася!

Жизнь наша идёт не колесом, тем более не «красным». Попеременке болеем – я от усталости, Марья Семёновна от изношенности. Отдохнуть не удаётся, у меня уже рукава пооторвали с этим несчастным «праздником» Победы…

Мне и сказать-то нечего, выговорился в книгах, особенно в последней повести, но требуют «победных» выкриков и надежд на будущее. А где это всё взять? Но коли у меня нет оптимистического материала за душой, его додумывают и дописывают за меня.

Трудно было мне управиться с «затесями», пока помогала Марья Семёновна – ничего, а вот снова у неё приступ, и я всё доделываю один и по тому, как исклеил всё, вымазавшись до бровей в клее, разделив старое вступление надвое, ты увидишь, какой из меня канцелярист.

Несколько «затесей» я так и не нашёл, но, может, наткнусь где – дошлю. Очень бы мне хотелось, чтоб «Вече» или «Дон» издали том «затесей». Когда они будут в куче, мне будет легче к ним пристраиваться с новыми «затесями», как-то их систематизировать и привести в порядок при жизни. Без меня они позатеряются, ибо печатаются разбросанно и, в основном, в провинции.

Сегодня воскресенье, завтра Поля отнесёт бандероль на почту и это письмо.

Погода наступала солнечная, весенняя, началась первая водотечь, а на сердце отчего-то муторно и тяжко. Скорее бы в деревню, но наши яркие «новости» застают и в деревне, и в тайге даже.

Поля у нас сделалась хорошая помощница бабе, а тот оболтус каким был, таким и остался – грубым, наглым захребетником. Пожалел я бабушку, вытащил из казармы, а надо было ещё подержать его там с полгодика хотя бы. Впрочем, таким ублюдкам и бесстыжим рожам всё нипочём. Коли ума не дано природой, никакой мерой его не добавить.

Ну, прости, ради бога! У тебя и своих забот и неприятностей хватает. Кланяюсь, обнимаю, целую. Виктор Петрович

4 апреля 1995 г.

Красноярск

(М.В. Булгакову)

Дорогой Михаил Васильевич!

Это удивительное, чисто российское свойство: охотники на Руси и пишущие об охоте – предобродушнейшие и доверчивые люди. Да, я вспомнил о встрече в метро после Вашего напоминания и «Охотничьи просторы»[242] выписал, да вот ещё не читал, хотя, видит Бог, только эту литературу и читал бы всегда, ибо в избушке, в тайге живьём послушать охотников доводится редко, на зимней рыбалке не бываю и общаюсь с хорошим народом – рыбаками и охотниками – только через книги.

Конечно, печатайте всё, что Вам хочется и Карине[243] поклонитесь, а то я её уже «потерял», но есть какая-то Высшая память: накануне получения Вашего письма мне пришлось приехавшему другу-художнику рассказать о её отце[244] и, конечно же, вспомнить и Карину, и Владилена[245] и вот – как с неба письмо Ваше.