Нет мне ответа...

Что они там тебе наговорили – не знаю, но раз отодвинули твою поездку, значит, «поруководили» маленько. Задереев, и улетая, мне не звонил (а когда я ему нужен, будет трезвонить без устали), и по возвращении голоса не подаёт. Или охрип от холодной водяры, или решил остаться в сопредельном государстве Таймыр в эмиграции.

Сегодня у меня премьера по старой пьесе, в ТЮЗе, и Гена Сапронов, издатель из Иркутска, приезжает, а после восьмого марта приду в больницу. В прошлом году по весне не сходил на профилактику, вот и получил инфаркт. Это второй, а третьего мне не перенести, лета не те и жгучее желание жить (какое было на фронте) подъистаяло, хотя вот солнце по-весеннему засветилось и что-то внутри встрепенулось вместе с геморроем.

Давай долго не затягивай и в конце марта прилетай. Если я ещё буду в больнице – она рядом с домом, и в палате я обычно нахожусь «в рабочей», то есть один, и в самом деле там прежде много работал, «хвосты подбирал», а то и сочинял какую-либо «лёгонькую» литературу для развлечения, вроде «затесей» (смотри «Н. мир» № 2 за нонешний год).

Самое отрадное, что ты мимоходом сообщил в конце письма, что есть у тебя деньги на книгу, а то я при соображении, у кого в Норильске их просить «под тебя». Но в Норильске я был один раз, проездом на туртеплоходе, связей у меня с ним никаких не было, слава богу, в прошлом и нет в настоящем.

Издателя, и хорошего, я тебе подыщу и, может быть, уговорю свою московскую редакторшу работать с тобой[268], хотя она и загружена по маковку. Её школа тебе очень бы пригодилась. Я с нею работаю уже сорок с лишним лет и счастлив, что мне так в жизни повезло. Сейчас она работает с Марьей Семёновной над изданием её юбилейной книги. Мария постарше меня, и в августе ей стукнет 80 лет. Между стиркой кальсон и варением щей, так я просмеиваю её, она тоже пишет и издала уже штук 14 книжек, есть такие, которые и читать можно, но я-то далеко не всё у неё читал. Зато она читала и печатала у меня всё, иной раз по 12—14 раз, «Кражу» иль «Пастушку». Сам я печатать не умею, не способен научиться, некогда было.

Кланяюсь Лизе за то, что она тебя терпит, знаю по Марье, как это нелегко. И тебе кланяюсь. В. Астафьев

Перед прилётом обязательно позвони, ведь звонят, кому не лень и кого не просят. Скорой Вам весны!

5 марта 2000 г.

Красноярск

(М.Н. Кураеву)

Дорогой Миша!

А ты как, ёна мать, думал? Творить в барской усадьбе, в петербургских палатах, модно называемых квартирами? Я, ёна мать, всю творческую жизнь по деревням, да ещё и без электричества, да ещё и кругом, как на Вологодчине, пустые деревни, волки воют и ни души живой, да дождь вологодский зарядит на полмесяца, и тут уж остаётся два способа справиться с собой: или трудиться, или стреляться. И не раз я поглядывал на ружьё, и хоть стрелок херовенький, да в русскую широкую грудь не промахнулся б. Одна отрада была: затопишь русскую печь, сядешь возле её чела и согреешься, да и чего только не передумаешь, но главное, умиротворение в душу придёт и захочется обнять ближнего своего, да и поплакать у него на груди (ближнего, а не ближнюю, хотя её тоже хочется от тоски и печали).

С петербургским издательством всё разрешилось, их книга «Весёлый солдат» по опросу читателей в «Книжном обозрении» признана лучшей книгой года, и соизволили прислать мне 10 экземпляров. Один питерец сообщил мне, что книга есть в Книжной лавке писателей.

Да, намечаем мы не на лето, а на осень, на конец сентября (чтоб люди картошку выкопали), третьи «Провинциальные чтения», если деньги найдутся. Тебя, как старый заслуженный кадр, мы непременно пригласим, а пока я собираюсь в больницу на профилактику и желаю тебе подольше оставаться в глуши и тени, писать и писать, порезвиться «на просторах Родины чудесной» ещё успеешь, у тебя ещё есть запас лет и сил, чего не смогу сказать о себе. Обнимаю тебя, кланяюсь Лиде. Преданно твой Виктор Петрович

23 апреля 2000 г.

Красноярск

(Семье И. Н. Гергеля)

Дорогой Ваня! Дорогая Тоня!

Вот и весна! Снова весна. Дотянули, допыхтели. Видел по телеку, что вас там залило и затопило, надеюсь, хоть на острове под названием проспект Ленина вы усидели? Вас не смыло? Слышал, что дизентерия в Оренбуржье поднялась – это уж итог всякого бедствия и войны, непременная эпидемия. Но нынешняя наука, от советов оставшаяся, способна справиться хотя бы с дриснёй. С туберкулёзом вот уже не справляются – это болезнь социальная, неблагополучие общества, загнавшего себя в яму.

На Новый год я писал вам большое письмо и чувствую, что вы его не получили. Предупреждение Ивана о том, чтоб посылать письма заказные, я получил уже после отправки своего письма. К нам ещё письма ходят и доходят, у нас, стало быть, ещё хоть какой-то порядок существует, а посмотрел я в телевизоре на рожи орских руководителей и понял, что они сплошь разбойники и проходимцы и при них может быть только разбой и полный бардак.