Нет причины для тревоги

Она явно не верила своим глазам. Она больше не узнавала ни этих глаз, ни этих губ, ни этой истерики. Куда делся старый милый приятель Генрих Райт (он же – Геня, гений своего круга), москвич, шармер и балагур, переводчик и толмач, гурман и выпивоха? Еще четверть часа назад казалось, что двадцати лет разлуки между ними просто не существовало, что они встретились, как будто расстались вчера. Как увлекательно пересыпал он уморительные истории о своем нынешнем пребывании в Кембридже последними московскими анекдотами и комплиментами ее, Веры, кулинарному гению. (За пельменями Веры, уверяю вас, отстоял бы очередь сам китайский император, а за ее чечевичную похлебку с копченой грудинкой продашь не только собственное первородство.) Мы сидели втроем за ее гостеприимным столом, на кухне, по-московски, так сказать, и, казалось бы, впереди целая вечность, где российское, ее с Генрихом, общее прошлое соединялось водкой и закрученным разговором с нашим лондонским настоящим и вот-вот готово было раскрыться, неожиданно, как большой дождевой зонт, чтобы защитить нас от бурь и ураганов будущего.

«Ты понимаешь, что у меня самолет через два часа? – Его голос звенел металлом. – А это значит, что такси в аэропорт будет здесь через четверть часа. Ответь, куда ты дела мой зонтик?!» Он с нескрываемым бешенством, закусив губу, следил, как Вера поднялась из-за стола и стала довольно бесцельно оглядывать углы квартиры в поисках этого самого зонта. Я готов был присоединиться к поискам в невольном жесте ее добровольного союзника.

«Да и дождя вроде нет?» – пробормотала она несколько не к месту, как будто забыла, о чем идет речь, и беспечно выглянула в черный провал французского окна, где в свете фонаря отсвечивали кусты ее сада. Но голос Генриха снова одернул ее, как собачку на поводке:

«Ты понимаешь, что это подарок сэра Обадии Гершвина – мне, лично! Ты вообще отдаешь себе отчет, что это за зонтик?!»

«Ну да, я понимаю. Не просто зонтик, а сэр Зонтик!» Она еще пыталась отшучиваться.

«Тебе все это – шуточки. А для меня это – веха. Ты вообще понимаешь, в чьих руках этот зонтик побывал? Его роль в российской истории? Сегодня потеряли зонтик, завтра – родину».

* * *

Мы, возможно, не были осведомлены в деталях, касающихся исторической роли этого самого зонтика, но трудно быть русским лондонцем и не знать, кто такой сэр Обадия Гершвин. Его мемуары и эссе – о легендарном визите в Россию и эпохальных встречах с гонимыми гениями русской литературы за железным занавесом – цитировались на разные лады со страниц газет, журналов, по радио и телевидению. Особенно в последнее время, когда Советская империя рухнула и широкая публика стала интересоваться, кто же, собственно, эту империю поддерживал, становясь на четвереньки, и кто с ней боролся, стоя во весь рост? Огромная и обаятельно нескладная фигура сэра Обадии склонялась с одинаковой благородной непринужденностью над головами преданных слушателей и на светских лондонских раутах для избранной публики, и на благотворительных собраниях для плебса. Кто не знает сэра Обадию – с экранов телевизора, с фотографий в газетах? Бабочка в горошек с красной рубахой, или цветастый галстук с твидовым пиджаком, или безупречная полосатая тройка с черными лакированными штиблетами, где отражался его бледный нос интеллектуала – пародией на английскую меланхолию. Для человека малоосведомленного было практически невозможно устоять перед шармом этого миляги и эксцентрика, последнего из могикан интеллигентской болтовни, мастера застольной беседы, эмиссара переводческой культуры, наркома идей, архитолмача, или драгомана (как он себя называл) нашего века.

Его пахнущий сигарами сочный баритон с легкой аристократической картавостью перешибал без напряжения любой светский шум и звон вокруг. «Политика политикой, но где же ваш бокал, милейший?» – говорил он, беря под руку очередного собеседника, чтобы обворожить его с профессиональностью циркового фокусника. Пробиться к нему было довольно трудно. Он коллекционировал знаменитостей с безжалостной скрупулезностью импресарио. Хотя я и беседовал с ним не раз в толкучке светских приемов, могу поручиться, что он никогда не вспомнил бы моего имени: я оставался для него лишь еще одним сотрудником Русской службы Би-би-си. Вдвойне поразительно было, что Генрих Райт сумел не просто пробиться к сэру Обадии в интимные собеседники. Он даже останавливался несколько раз у него в доме, в его кембриджском особняке, когда прибыл по приглашению сэра Обадии в Англию. Впрочем, на то были свои особые резоны.