Нет причины для тревоги

«Что в таком случае делает этот рыбак?» – спросил я. Через дорогу напротив, на гальке пляжа, устроился настоящий профессионал рыбной ловли – если судить по оранжевой штормовке, бейсболке с козырьком и сверхсовременным катушкам с леской у трех удочек на триподах перед парусиновом складным креслом.

«Это не рыбак – это Монти», – сказал Питер. Действительно. Я не узнал в этом рыболовном маскараде разговорчивого соседа. Монти, по мнению Питера, один из тех, кто всю жизнь стыдится своего безделья (по слухам, он живет на скромные дивиденды с небольшого наследства) и поэтому прикрывает свое ничегонеделание разного вида псевдоактивностью, вроде рыбной ловли. На самом деле он не способен расслабиться даже при полном безрыбье. «Кто-то должен взять на себя трудную задачу – сидеть и ничего не делать. Без всякой причины или морального оправдания. Вроде меня, – говорил Питер. – Монти на этот подвиг не способен».

Питеру ничего не остается, как совершать единолично подвиг пушкинского farniente, просиживая за барной стойкой. И он пригубил свой ром с кока-колой. В стакане у него звякнул лед. В такой солнечный день можно подумать, что мы сидим где-нибудь на Средиземноморье, а не в одном из небольших меланхолических городков, которые тянутся вдоль побережья Кента. Впрочем, поднимать ко рту стакан с ромом, а потом опускать его – это тоже серьезное занятие. Вроде курения – вдох, выдох, стряхиваешь пепел и так далее. Так что и Питера нельзя назвать абсолютным бездельником. Кроме того, Питер коллекционирует истории о чудаках нашего городка, заманивая их, как рыбак на наживку, в свой паб. Периодически он щедро делится со мной своим уловом.

Питер проинформировал меня: для Монти рыбная ловля – уловка. Он делает вид, что ловит рыбу, но на самом деле думает о покойном Джоне. Джон умер два года назад, и Монти не может его забыть: он был его другом чуть ли не сорок лет. Как тут забудешь, когда у тебя дома перед глазами урна с его прахом на каминной полке. Никто не знает, почему он до сих пор держит эту урну у себя дома. Слава богу, что это не гроб с мумией посреди комнаты, а всего лишь урна из крематория – размером с кубок чемпионата по крикету. Но, с другой стороны, глядя на каминную полку с этой урной, как не впасть в депрессию? Рыбная ловля отвлекает.

Тем временем Монти поднялся со своего парусинового кресла на берегу, как будто разбуженный нашими разговорами у него за спиной, и устремил взгляд к туманному горизонту, как будто выискивая там то ли исчезнувших чаек, то ли призрак Джона на другой стороне Ла-Манша в Дюнкерке, где во Вторую мировую произошла легендарная высадка десанта союзников.

«Дело в том, что…» Питер явно приступал к новой главе саги о перипетиях с прахом Джона, но я уже поднимался из-за столика. Все это можно слушать бесконечно, а мне уже пора было встречать кузена. Я надеялся, что проскользну мимо спины рыболова Монти незамеченным. Сталкиваясь со мной случайно на набережной или в пабе, Монти тут же заводит разговоры об очередных политических катастрофах в России – некий компот из услышанного из газет. Это любопытство можно понять: не так уж много событий происходит в нашей провинции. Но дело было не просто в умственной скуке. В Монти ощущалось какое-то вечное беспокойство, я бы сказал – нездоровое любопытство: апокалиптические события в другой части мира как будто уравновешивали катастрофическое состояние его ума. Краем глаза я видел, как он, вскочив со своего рыболовного трона, стал сосредоточенно кружить вдоль берега, опустив голову, сжав плечи, иногда делал отскок в сторону, нагибался, садился на корточки и снова вскакивал, как будто в иудейском танце в синагоге на празднике Торы или как в игре в жмурки. Иногда он резко останавливался, вздымал руку к солнцу и щурился на свой кулак. Я свернул с набережной в переулок. Но у Монти были явно глаза на затылке:

«Ahoy there!» – услышал я ритуальное приветствие морских волков, капитанов, обветренных, как скалы. Он махал мне своей капитанкой с бейсбольным козырьком. Монти было, насколько мне известно, далеко за пятьдесят, однако его пружинистое коренастое тело перемахнуло через барьер, отделявший прибрежную гальку от шоссе, с подростковой ловкостью.

«Ну как улов сегодня?» – спросил я лицемерно. Он скептически отмахнулся. Полез в глубины своей желтой штормовки рыболова и выудил оттуда объект, напоминающий металлическую пуговицу от джинсов. Он сказал, что от нечего делать бродит по берегу вокруг удочек в ожидании клева и каждый раз отыскивает разные курьезы. Ему все время попадаются монеты. Это была древнеримская монета. (Теперь я разгадал загадку его мистического кружения по пляжу и танцев вприсядку: он выискивал древности среди дуврской гальки.)