Нет причины для тревоги

Поразительно, но весь этот ее словесный бред не имел никакого значения. Может быть, он не имел никакого значения не только для меня, но и для самой Тони. Она говорила все, что ей в голову взбредет, просто для того, чтобы продлить свое пребывание в комнате, где находился я. Все произошло, когда она в один из дней помогала мне спуститься вниз в кухню. До этого был еще один момент. Утром она приносила мне чай. Ставила на тумбочку рядом с кушеткой. Я успел дотронуться – случайно – до ее руки, и ее рука задержалась в моей. Я заметил, как она вздрогнула. В этот момент мимо приоткрытой двери проходил Юло. Он не задержался – хотя обычно приостанавливался, чтобы сказать «Доброе утро». А тут прошел не задерживаясь. Но совершенно точно успел взглянуть на меня. Без очков. И сделал вид, что не заметил ничего. Тоня быстро вышла, как будто прошмыгнула за ним на лестничную площадку. Тяжелые шаги по лестнице. Захлопнувшаяся дверь. Ее высокий тенор и его перекатывание сухой гальки в гортани. Голоса становились все резче.

Я помню, как однажды в полдень, когда в доме никого не было, она в очередной раз вошла в комнату, чтобы помочь мне встать с постели. Я держался за ее за руку, и получилось так, что не я приподнялся, а она уступила, когда я почти случайно притянул ее на себя. Я четко помнил, как ее язык раздвинул мои губы и как я вошел в нее так же легко и безошибочно, как лыжа в накатанную лыжню. Я помнил ее вздернутый нос, сбитую челку, закушенную губу в странной улыбке. Ну, произошел инцидент. У меня всегда было ощущение, что я сам ничего никогда не решаю, все происходит без моего участия – я был лишь соучастником уже давно запланированных событий. Куча неразберихи. Женщина хотела почувствовать, что она жива, и я лишь попался под руку. Перед глазами были только несколько мгновений близости и ощущение полного освобождения – я больше не думал о телефонной будке. Это самое главное: я больше не пытался звонить в Москву.

Нечего ворошить то, чего, возможно, в уме и не держал – и не держишь, пока не начнешь об этом вспоминать. Впрочем, говорил я себе, тут нечего стыдиться. С кем не бывает. Совершенно ясно, что Тоня все равно бы не ужилась с Юло, говорил я себе. Непонятно, кто с кем вообще мог ужиться в то беспокойное конфликтное время: оттепель, Кубинский кризис, самиздат. Только мы этого не понимали. Юность, аморальная по своей сути, одержимая сама собой, пропускает мимо ушей ключевые события собственной истории, которые отыграются в будущей сознательной жизни, когда уже поздно что-либо менять и остается лишь сожалеть об упущенных возможностях. Причины прошлых событий отыскиваются всегда в будущем. Я все это вычитал, по-моему, у Джордж Элиот.

Накануне отъезда нас разбудили ранним утром (едва забрезжил рассвет, но было еще темно и поэтому включили свет в доме) грохот в дверь и стук каблуков по лестницам. В темном окне ночные фонари высвечивали серую «Победу» перед домом. Хлопали двери. Невнятно, но настойчиво долдонили голоса в прихожей. Один и тот же голос повторял одну и ту же фразу с паузой, как бы в ожидании ответа, но ответа не было. Потом раздался громкий стук в нашу комнату, и без всякой паузы дверь, как будто от пинка, распахнулась. В коридоре милиционер держал под локоть Юло. Он был без очков. В глазах его читался спокойный беспросветный ужас. Рядом стояла Тоня, полуодетая, в халатике, отбрасывала назад челку и нервно курила. Двое в дверях были, как близнецы, в одинаковых серых костюмах. Один из них шагнул в нашу комнату и поинтересовался, что мы тут делаем. Узнав про катание на лыжах, человек в штатском спросил: «Из Москвы?» – и потребовал паспорта. Пролистал, вернул паспорта обратно, с реверансом: «Отдыхайте, ребята, катайтесь, набирайтесь сил!» – и закрыл за собой дверь. Снова застучали сапоги по лестнице, на этот раз вниз. Больше мы Юло не видели. Тоня бродила по дому в халате, непрерывно курила и повторяла: «Что со мной будет? Что со мной здесь будет?»

Ничего не будет. Дома не будет. Будет исцарапанный чемодан со сбитыми углами. Я не собираюсь рассказывать Мелвину об этом эпизоде. Слишком долго объяснять.