Нетерпение мысли, или Исторический портрет радикальной русской интеллигенции

Правда, в начале своего царствования Александр I неплохо потрудился на ниве просвещения. Только за первое десятилетие XIX века были открыты четыре новых университета: Дерптский (1802 г.), Вильносский (1803 г.), Казанский (1804 г.) и Харьковский (1805 г.). Как это ни странно, но столица в этом отношении не поспешала. В Петербурге университет открыли только в 1819 г. А в 1834 г. (уже при Николае I) был открыт университет Святого Владимира в Киеве.

Однако делалось все это как бы из-под палки, без внутренней убежденности Двора в полезности расширения сети общеобразовательных и специальных высших школ. А потому, понимая, что своими руками они раскидывают по стране муравейники вольнодумства, тут же делали все возможное, чтобы мысль из них не пробилась наружу и не распространилась в обществе. Университетами управляли не ученые, а правительственные надсмотрщики («попечи-тели»), основной задачей которых было следить, чтобы университеты давали знания и одновременно отучали думать. Задача оказалась невыполнимой.

В бессильной злобе на ускользающую от их контроля мысль попечители, вдохновленные поддержкой Двора, время от времени буквально изничтожали вверенные им университеты. Так, в 1819 г. был разгромлен Казанский университет, в 1820 г. – Харьковский, а в 1821 г. – Петербургский [269].

В 1804 г. был принят и новый цензурный устав. Его называли самым либеральным из всех дореволюционных уставов. Но, как и все подобные начинания в России, он был лишь «бумагой» [270].

С 1820 г. Александр стал править вполне в духе будущего Николая I. Все было запрещено, все было выхолощено. Никаким вольнодумством, никаким либерализмом даже не пахло. В стране, по словам М. Л. Магницкого, наконец-то поселился «страх Божий».

Надо сказать, что Россия в целом активно сопротивлялась всяким «свободам». Похоже, что русского человека они пугают, ибо появляется возможность выбора, а русские люди со времен татарщины не привыкли выбирать, им значительно покойнее, когда все решают за них.

«Когда в лице Екатерины II, – пишут современные историки, – “казанская помещица” побеждает ученицу Вольтера, в лице Новикова и Радищева рождаются предтечи интеллигенции. Когда в Александре I неограниченный самодержец торжествует над учеником Лагарпа, в России появляются декабристы. В конфликте европейского начала свободы, нравственности, права с восточным деспотизмом, личной этики с политическим прагматизмом, просветительства с обскурантизмом возникает освободительное движение в России и интеллигенция как важнейший его субъект» [271]

.

Время русской интеллигенции еще впереди, она еще не повзрослела, она пока лишь шалит в «детской».

Глава 10

Начинаем «спасать» Россию

Как только ни называли годы правления Николая I – и «затх-лыми», и «страшными», и «застойными». И как боялись и ненавидели самого императора те, кто еще надеялся расправить крылья и заговорить своим голосом. Этого сделать не удавалось. Солистов царь не терпел, он признавал только слаженный хор верноподданнических голосов. Чем же можно объяснить, что при внешнем благополучии и полном неприкословии Николай I за 30 лет своего правления не укрепил, а ослабил страну, бесславно закончив свое царствование позором в Крымской войне?

Но это, так сказать, с одной стороны. С другой же стороны, многие русские мыслители видели в Николае I «рыцаря монархической идеи», «первого самодержца после Петра», который был призван «удержать на время… всеобщее разложение». Наиболее последовательно этот взгляд выражен в трудах К. Н. Леонтьева [272].

Все, кто писал о Николае Павловиче (барон М. А. Корф, граф Д. Н. Блудов, С. С. Татищев, А. Н. Пыпин, М. Лемке, Н. К. Шельдер и др.) были единодушны в том, что это был глубоко порядочный, честный, твердый и умный человек. Но они столь же дружно умалчивали о других его чертах: болезненном самолюбии, мнительности и политической недальновидности.

Ум Николая оказался житейским, а не государственным, твердость проявлялась лишь при личном общении с приближен-ными, а в делах политических она оборачивалась мелочной настырностью в отслеживании того, как проводятся в жизнь его указания и распоряжения.

Между тем уже начало царствования Николая I было зна-менательным: ему аккомпанировали недовольные дворяне, названные позднее «декабристами».

Чего же они добивались? Только того, к чему на словах призывали и Екатерина II и даже Александр I в начале царствования, – ограничения прав самодержавия, введение его в русло законности. Декабристы, правда, пошли дальше и потребовали перевода российской государственности на рельсы конституционной монархии. Они, конечно, не были революционерами, ибо не собирались свергать государственный строй России, они лишь требовали радикальных реформ. Не случайно самая ранняя декабристская организация «Союз спасения» возникла в 1816 г., именно тогда, когда Александр I поставил крест на реформах и приступил к созданию в стране обширных военных поселений.