— Роилин не выскочка, и не смей к ней больше приближаться, — рычу и сверлю взглядом. — Никогда.
В карих глазах метнулся испуг — но он был настолько мимолётный, что, казалось, померещилось — покрываясь толстым слоем мертвенно-холодного льда. Уголок её губ нервно дёргается в ухмылке, говоря о том, что она не отступит от своего.
Содрогаюсь всем телом.
Бесит. Как и эти розы.
Выпускаю и направляюсь к двери, но слуха касается всплеск воды, шею обрызгивают ледяные капли, оборачиваюсь. Кэтлин с ожесточением трёт руки в потоке хлестающей во все стороны воды, не замечая, как обливает подол красной юбки, создавая лужи на паркете и заливая письменный стол.
Стремительно возвращаюсь и хватаю её за руки, блокируя неконтролируемую магию.
— Хватит! — прошу её прекратить.
— Это так… так грязно, — зажмуривается и дышит тяжело, губы искажаются в омерзении, на лицо налипли мокрые пряди.
— Посмотри на меня, — требую с нажимом. — Они чистые. Чистые. Всё хорошо.
Кэтлин вздрагивает всем телом и закрывает глаза.
Пришлось вызвать целителя.
Наши семейные встречи были взрывные как битьё стёкол, сопровождающие слезами, кровью и срывами. После моего совершеннолетия она заставляла меня присутствовать на всех интеллектуально-политических вечерах и посиделках, потом я стал протестовать на этой почве и случались скандалы, на фоне которых у неё усугублялось психическое расстройство, а мои нервы трещали по швам. Мистер Акинс, наш семейный целитель, говорил, что паническая атака Кэтлин связана с прошлым. Её отец очень жестоко обращался с дочерью, презирал её природу, обвинял в разгульности и развратности там, где она была не виновата ни в чём. Тиранил всё детство и особенно после. Мне были известны эти мрачные истории. Однажды он нашёл любовное признание от одного воздыхателя в её комнате. А потом унизил при всех, обозвал грязной потаскухой и наказал, на несколько недель посадил в карцер, чтобы преподать урок.
И, тем не менее, её поступок нельзя ничем оправдать. Она совсем не знает Роилин!
Не нужно было вообще приезжать. Мать буквально наступала на горло, придумывая всё более изощрённые манипуляции. Отец же глубокомысленно молчал и только зубами скрежетал. Они даже не замечали моей полупустой комнаты, хотя я забрал вещи и полностью перебазировался в академию. А теперь понял, что возвращаться домой больше не хочу. И плевать на геотис.
Геотис, корень всех мук. Благословение рода, передаётся из поколения в поколение хранительницей рода — женщиной, или главой рода — зависит от того, кто был первоисточником, свет или тьма. Свет — мужчина, тьма — женщина. Но, так или иначе, это фундамент, которым дорожит каждый высокородный и чистокровный дракон. Геотис давал мощный магический резерв. Только вот цена этому — выполнять семейную традицию и связывать себя брачными узами с той, которую подберёт для дракона хранительница или глава. И если геотис рода примет выбранную невесту, значит, она подходит для его продолжения и усиления, закладывая ещё прочнее фундамент. Тёмные маги имеют безграничный потенциал. Именно рудимент происходит из тьмы она способна создавать, изменять, манипулировать видимым светом. Но у света тоже есть свои преимущества, способность одухотворять эфир. В каждом маге есть частица света и тьмы для уравновешивания энергии, вопрос — чего больше.
Я вправе отказаться от геотиса рода, если становится тяжело нести его ношу. И именно таким правом я хочу воспользоваться.
Этот план я вынашивал давно, но особенно активно — последний год — и теперь он созрел для исполнения.
Попытка матери подсунуть мне невесту стала последней каплей. Как и её визит к Роилин. Кэтлин перегнула палку и сломала её, как она опустилась до такого, где они успели только пересечься? Явно не на территории академии.
После встречи с родителями, я активировал рудимент, ореол полыхнул серебристым сиянием окутывая физическое тело в кокон, полностью растворив контуры ауры в теле дракона, распределяя силу, которая увеличилась в сотни раз, с лёгкостью пуха поднялся в небо взмахнув упругими крыльями. Часовой полёт и нежный образ Роилин удерживаемый в голове успокоил, мысли упорядочились, а дыхание выровнялось. Усмехаюсь внутри себя осознавания что она стала моим небом, в котором я самоотверженно растворялся. Роилин и небо — одно целое. Не знаю как я до этого существовал без её сияющих лазоревых глаз.
В академию я вернулся уже вечером. Почти исчерпанный до критического уровня резерв отплатил мне разламывающим плечом и головной болью, пульсирующей в висках.
Я с покаянием отправился сразу в лазарет, понимая, что терпению пришёл конец и из-за боли я просто не смогу уснуть.
— Ты совсем себя не жалеешь Рамбрейд? — сокрушенно покачала головой Глориас после обследования. — Я же предупреждала — минимум две недели покоя, ну хотя бы неделя, — сетовала она, принявшись восстанавливать пробоины.
— Я стараюсь, но, похоже, для меня нет слова “покой”.
— Если так будет продолжаться, то восстановишься не скоро, — строго нахмурилась она. — Но есть один вариант, который решит проблему — донорство.