Неукротимый, как море

В шестистах милях к юго-западу от Майами шторм начинал выдвигаться вперед — поначалу неторопливо, но с каждым часом его мощь нарастала. Воздушная масса сама себя закручивала до неимоверных скоростей, купол пробил отметку в пятьдесят тысяч футов и даже не думал останавливаться. Центр урагана расцвел, как бутон, — распахнул веки «глаз бури», чей безмятежный взор устремлялся вверх вертикальным туннелем со стенками из плотных туч. Насквозь пробивая шторм, туннель достигал купольной макушки, которая сейчас располагалась на отметке шестьдесят тысяч футов над поверхностью измученного ветром моря.

Вся эта масса ускорялась, смещаясь к востоку, навстречу ласковым, мягким пассатам. Закручиваясь спиралью, от злобы рыча на самое себя и пожирая все подряд на своем пути, дьяволица по имени «Лорна» накинулась на Карибское море.

Николас Берг повернулся к иллюминатору и бросил взгляд на впечатляющую панораму Майами-Бич. Высокие, элегантные здания гостиниц сплошной чередой шли на север вдоль серповидного пляжа, а за их спинами лежали уродливые джунгли городской застройки с паутиной автострад.

Беспосадочный рейс «Истерн эйрлайнз» с бермудского острова Гамильтон близился к концу. Самолет заложил вираж, заходя на посадку и теряя высоту над пляжем и заливом Бискейн.

Николасу было не по себе. Его грызли сомнения и терзало чувство вины, причем вина эта носила двойственный характер.

Во-первых, мучила совесть, что пришлось покинуть свой пост в тот момент, когда Николас мог потребоваться в любую минуту. Оба судна буксирно-спасательной компании «Океан» находились в Атлантике: «Колдун» изо всех сил пытался догнать «Золотой рассвет», а Жюль Левуазан на «Морской ведьме» приближался к восточному побережью Северной Америки, где ему предстояло пополнить запасы топлива, а затем встать возле разведывательных буровых платформ в Мексиканском заливе. Любому из капитанов могли срочно понадобиться распоряжения Николаса.

Далее, собственно «Золотой рассвет», который обогнул мыс Доброй Надежды три недели назад. После этого даже Бернард Уэки не смог выяснить координаты танкера. Никакое другое судно не сообщало о встрече с «Золотым рассветом», а связь с «Флотилией Кристи» они наверняка поддерживали по спутниковому телексу, соблюдая режим строгого радиомолчания на обычных частотах. С другой стороны, танкер, скорее всего, уже на подходе к самому опасному участку маршрута, когда после поворота на запад курс выводил судно к континентальному шельфу Северной Америки и островным проливам, за которыми лежал Мексиканский залив. На борту этого монстра находился Питер…

Николаса грызла совесть. Его подлинное место было в самом центре — другими словами, в оперативном штабе Бэча Уэки на верхнем этаже здания «Бэнк-оф-Бермуда», в городке Гамильтон, откуда он мог следить за обстановкой и мгновенно выдавать распоряжения обоим буксирам-спасателям. А Ник покинул свой пост, и хотя принял меры для поддержания связи с Бернардом, в случае неотложной необходимости уйдут часы, а то и дни, чтобы оказаться в нужном месте.

Во-вторых, Саманта. Все его инстинкты говорили, что каждый день, каждый час промедления снижают шансы увидеть ее вновь.

Впрочем, даже на этом чувство вины себя не исчерпывало, ибо со стороны Николаса имело место предательство. Бессмысленно заниматься самоуговорами: он-де никогда не брал на себя брачные обеты в отношении Саманты Сильвер; он поддался слабости и не смог устоять перед Шантель; любой мужчина на его месте поступил бы точно так же; по большому счету инцидент сыграл роль катарсиса, очистительной ванны, после которой Николас навсегда освободился из-под колдовских чар бывшей супруги…

Все это так, но в глазах Саманты он предал ее и сам знал, сколь многое этим разрушил. Николас мучился ужасными угрызениями совести, и не из-за самого события — интимная близость без любви есть вещь преходящая и несущественная, — а из-за предательства и позора, которые сам же навлек на свою голову.

И вот сейчас его терзали сомнения: кто знает, что порушено безвозвратно и что осталось от того фундамента, на котором он мог бы начать строить заново. Единственное, в чем можно быть уверенным, так это в его отчаянной привязанности к Саманте — он в жизни не испытывал столь сильной нужды в другом. Она по-прежнему была для Николаса надеждой на вечную юность и новую жизнь, которую он силился нащупать. И если для этого нужна любовь, то… да, он, пожалуй, до безрассудства любил Саманту Сильвер.

Но она заявила, что Николас ее не найдет. Остается только надеяться, что это было сказано в сердцах. При одной мысли, что Саманта не шутила, к горлу подкатывала тошнота.

С собой у него был саквояжик «Луи Вюиттон», да и тот лишь в качестве ручной клади, так что таможню он миновал быстро и, направляясь к таксофонам, бросил взгляд на часы. Уже шесть вечера — она должна быть дома.

Он набрал первые четыре цифры и замер, осененный неожиданной мыслью.

— А какого черта я звоню? — угрюмо спросил он сам себя. — Чтобы дать ей время спрятаться в кустах?