Неуловимая наследница

– Ты… Вот в тебе-то и была загвоздка, – снова вздохнул Порох, скорбно поджав губы. – Фараон бежал за границу, под чужим именем, с фальшивой ксивой. Провел и ментов, и кагэбэшников, и своих же бывших корешей, которые за ним охотились. А тебя взять с собой не мог. Сама подумай, с ребенком на руках ныкаться по разным странам да по чужим углам не выйдет. И опасно к тому же – ребенок для любого врага как мишень.

– Поэтому очень логично было оставить меня здесь, без защиты, – фыркнула Оля.

– А вот не скажи! – возразил Порох. – Тебя ведь тетке поручили да вывезли ее с тобой подальше от Москвы, туда, где никто не знал, чья ты дочь. Документы оформили, все, чтоб тебя спрятать как следует. И потом, Фараон-то не знал, когда бежал, сколько лет скитаться придется. Думал, может, полгода, год, а оно вон как вышло. Только они с матерью о тебе никогда не забывали, а как решили, что успокоилось все и можно тебя вывезти, как на родную землю сунулись, тут и убрали их… – тут Порох безнадежно махнул рукой и покачал головой.

Оля до боли прикусила губу. Значит, в тот день они приехали за ней. Они хотели забрать ее, увезти в другую страну, где ее ждала бы совсем другая жизнь. Где не было бы озверевшей от ненависти Люды, истеричного тюфяка Пети с сальными глазами, нищеты, голода, постоянных тычков и придирок… Они вернулись за ней, а вместо дочери получили пулю в голову и цепкие испещренные татуировками руки на шее.

– Но ты не думай, братва тебя не забывала, – почему-то вдруг вставил Порох. – Из общака все эти годы деньги переводили – дочери Фараона на содержание.

– Какие деньги? – рассеянно переспросила Оля.

Порох пустился в объяснения, называл цифры – сколько и как мама Люда получала ежемесячно. Оля его практически не слушала, отметив только, что с этим, как и с мамы-Людиным «я деньги не печатаю!», разберется позже. Сейчас прежде всего нужно было выяснить другое.

– Послушайте, – перебила она продолжавшего придирчиво высчитывать, сколько же за все эти годы было передано ей средств, Пороха. – Эти люди, которые на меня напали… Их послали органы? Или кто-то из давних конкурентов отца?

Порох в ответ развел руками.

– А кто знает? И те, и те могли. Ты выросла, девочка. А у Фараона было много секретов. Всем теперь интересно до них докопаться.

– Но я ничего не знаю… – протянула Оля и сжала руками виски.

Что теперь делать, как разобраться во всей обрушившейся на ее голову информации, было непонятно. В одно мгновение вся жизнь перевернулась с ног на голову. Родители оказались не родителями, выбранная профессия стала недоступна, а страшное воспоминание из детства, которое она привыкла считать трагической случайностью, как теперь оказалось, имело определяющее значение в ее судьбе. А кроме всего прочего, получалось, что некие силы теперь имеют на нее свои планы, которые с ней самой согласовывать никто и не думает.

Так. Нужно успокоиться.

Оля постаралась выровнять дыхание, как делала всегда, готовясь стрелять. Вдох – выдох, вдох – выдох. Ровно, плавно, без рывков. Точно и четко. Она все сможет, она сумеет разобраться. Пусть все перевернулось, но она выстоит и научится жить в новой реальности.

– Откуда вы все это так хорошо знаете? – спросила она, цепко глянув на Пороха.

– Так ведь мы с твоим отцом, с Фараоном, старые кореша были, – как будто даже изумился Порох. – Еще в конце семидесятых познакомились, когда погранцами в Туркмении служили, на границе с Афганом. В особой роте, не где-нибудь. Там он себя и проявил. Ух, стрелял. Никто с ним меткостью сравниться не мог. Да, было время… – вздохнул дядя Слава. – А потом вон она, как судьба-то повернулась.

– Так мой отец был военным? – спросила Оля. – Зачем же он после подался в киллеры?

– Это уж я не знаю, – развел руками Порох. – Разметало нас… Только когда мы снова с ним встретились, он уж форму-то снял, да и я тоже. Время такое было, Оленька, все крутились, выживали, как могли.

– А эти трое, которые убили его и… маму, – с трудом сглотнув, все же выговорила Оля. – Их вы знали? Где они сейчас?

– Знал… Так ведь сколько лет прошло, – отозвался Порох. – Кто уже на легальный бизнес вышел и за бугор свалил, кто куда. Один, правда, до сих пор тут, в Москве, ошивается – Кузнецов Виталий Андреевич, по кличке Рябой. Может, помнишь его? Рожа такая, изъеденная…

– Помню, – прошептала Оля.

В памяти всплыло узкое лицо, худые щеки в оспинах, мрачный тяжелый взгляд. Вспомнилось, как опрокинутый на пол Сергей, хрипя, пытался вытащить из внутреннего кармана пистолет. И как этот, Рябой, навалился на него, выкрутил руку, а пистолет отшвырнул в угол носком ботинка.

– Ну вот, теперь он предприниматель, сеть цветочных магазинов у него, – продолжал рассказывать Порох. – «Азалия», что ли. Или «Магнолия»… Прям солидным человеком заделался, охотой увлекается. Только пострелять по старой памяти ездит. Знаешь, боевой тир на «Динамо»…