Страна готовилась встречать праздник Победы, мы с Антрекотом тоже. С тех пор как мы переехали в новую квартиру - большую и светлую, - мои хозяйственные взгляды трансформировались. Здесь не было того мелкого, вездесущего хлама, который сводит на нет все усилия сделать жилье привлекательным, и мне доставляло неизведанное удовольствие путешествовать со шваброй по просторным комнатам. В старой обители каждое мытье полов сопровождалось многочисленными травмами и ушибами, диван норовил въехать мне в бок подлокотником, а стол коварно пинал ногой. Здесь же я могла сколь угодно долго ползать с половой тряпкой без вреда для здоровья и ни во что не врезалась.
Антрекот, как всегда, помогал мне наводить порядок, но свой обычный взбрыкивающий галоп сменил на менее резвый аллюр, а когда я удивлялась его непривычной степенности, он мне отвечал: "Ну что ты, мать, не мальчик я уже..." Действительно, Антрекоту шел седьмой год. К нему, как и ко мне, незаметно подкралась старость. Иногда, в меланхолические минуты, я спрашивала у него: "Ты можешь себе представить, что мне уже тридцать один!", но Антрекот неизменно меня подбадривал: "Не плачь, старушка, у тебя жизнь только начинается". Хотелось бы верить.
Когда я внедрилась под нашу арабскую кровать с твердым намерением устроить Варфоломеевскую ночь затаившимся под ней пылинкам и с удивлением обнаружила ворох старых газет (Серж схватился за сердце, когда я твердо уведомила его, что газеты в новую квартиру с нами переезжать не будут, и вот, значит, втайне от меня он перевез свой так называемый "архив" и рассовал его по углам), в дверь кто-то позвонил.
Я возмущенно отодвинула газеты, задним ходом поползла из-под кровати, задавила конечно же Антрекота, застряла, врезалась в край, чихнула, спровоцировала выброс пыли из старых пожелтевших бумаг и в довершение всего зацепила ногой швабру, которая с готовностью и грохотом упала мне на поясницу.
Пока я извивалась под кроватью, звонок квакал не переставая. Бормоча проклятия (так всегда - только, к примеру, погрузишь руки по локоть в липкое тесто, тут же обязательно раздастся телефонный звонок!), я все-таки добралась до двери.
На пороге стоял человек, которого я совершенно не ожидала увидеть. Света! Светка, фаворитка Вячеслава Тупольского, бывший секретарь-референт фирмы "Интерком".
- Привет! - воскликнула Светлана. - А вы совсем не изменились, ни ты, ни Антрекот!
Сколько же лет мы не виделись?
Света вошла в квартиру. Как и прежде, ее красиво орнаментированные тушью и тенями глаза не были изуродованы утомительной интеллектуальностью. Дорогой костюм цвета увядших лепестков чайной розы отлично сидел на стройной фигуре. Сейчас ей должно было быть около двадцати лет, если я не ошибаюсь. Выглядела она чудесно - молодая дама из высшего света. Я почти забыла о ее существовании на этой планете - все, связанное с "Интеркомом", вспоминалось как давний сон - интересный, захватывающий, но уже очень далекий.
- Мы с тобой не виделись лет двести, - ответила Света на мой безмолвный вопрос. - Хатка нехилая. Я еле тебя нашла. Отправилась на твою старую квартиру - там незнакомые люди. Вообще-то давай мне книгу подпиши. Я для этого и пришла.
Светлана держала в руках книгу, изданную в Англии.
В три минуты, к неудовольствию Антрекота, я свернула уборку. Светлана уже выглядывала из кухни, желая обрушить на меня шквал вопросов.
- Ты не поверишь, но я просидела в Англии два с половиной года! сообщила она, устраиваясь поудобнее, пододвигая к себе чашку, сахарницу, остатки миндальных пирожных в хлебной корзинке. - Чуть с тоски не умерла. Дождь, сырость, ни одного знакомого лица. Тупольский удружил, можно сказать, дочурке.
- Дочурке?
- Ну, я же ему как дочь. Сослал, злодей, в Англию, как на Сахалин. Намучилась я, Татьяна, на восемь лет вперед. Два года в стране, языка которой ты не знаешь. А он мне говорит - учись, развивайся. Пока не выучишь английский, из Лондона ни ногой. Всю жизнь одна и та же мелодия.
- Подожди, а разве Тупольский не в тюрьме? - удивилась я.
После того как я написала статью, доверив бумаге все, что так неосмотрительно рассказал в присутствии моего включенного диктофона Вячеслав Петрович, а потом на материале этого дела опубликовала книгу, я полагала, что Тупольский благополучно сядет в тюрьму со своей шайкой и проведет в ее мрачных стенах по крайней мере лет десять.
Света замерла от удивления:
- А он должен быть в тюрьме? Что он тут натворил?
- А ты разве не читала книгу?
- Боже мой, да ведь она на английском! Я не смогу прочесть, даже если Славик сгноит меня в Лондоне. О, но это было чрезвычайно приятно представляешь, иду по лондонскому тротуару, настроение премерзкое, дождь, как всегда, с утра зарядил, все вокруг в темно-серых костюмах с бледными физиономиями и норовят выколоть глаза зонтом. И тут вижу эту книгу, и твоя фотография на обложке. Улыбка шесть на девять, ты довольная, как слон. Я чуть не прослезилась от такой удачи - единственное родное лицо. А что, в этой книге про Тупольского?