Гарольд не испытывал той же уверенности. Юноша был истощен до болезненности и склонен к быстрым сменам настроения. Только что он забегал вперед, носился с собакой наперегонки и кидал ей камешки — и тут же впадал в тягостное молчание. Гарольд отвлекал его рассказами о придорожных растениях — теми, что почерпнул из справочника, — и о небе. Он объяснял Уилфу разницу между низкой мелкослоистой облачностью и перистыми облаками, плывшими над нею в вышине, подобно валунам. Он показывал, как с помощью наблюдений за тенями и явлениями природы можно вычислять направление. Например, растение, гуще разросшееся по одну сторону холма, наверняка получает больше солнечного света. Из этого можно сделать вывод, что там южный склон и что идти следует в противоположном направлении. Уилф внимал с нарочитой жадностью, хотя иногда перебивал Гарольда вопросами, из которых явствовало, что голова юноши занята чем-то другим. Они сидели под тополем и слушали, как шелестит листва на ветру.
— Дерево-дрожалка, — пояснил Гарольд. — Его сразу узнаешь. Оно так трепещет, что издали кажется, будто на нем зажглось множество огоньков.
Гарольд поведал юноше о людях, встреченных им в начале пути, и о тех, с кем лишь недавно свел его случай. Среди них была женщина, жившая в соломенной хижине, супружеская пара, повсюду возившая с собой в машине козу, и пожилой дантист, каждый день ходивший к роднику за шесть миль, чтобы набрать свежей воды.
— Он говорил очень убедительно. Объяснил, почему мы должны с благодарностью принимать то, что природа дает нам безвозмездно. Это дар милосердия — так он сказал. С тех пор я взял себе за правило останавливаться у родников, чтобы испить воды.
Делясь этими знаниями, Гарольд вдруг понял, как далеко он продвинулся в своем начинании. Он с удовольствием нагревал воду на пламени свечи — по чуть-чуть в баночке — и срывал листочек с липы, чтобы заварить Уилфу чай. И разъяснял, что при желании можно употреблять в пищу луговую и аптечную ромашку, льнянку и сладкие корешки хмеля. Ему казалось, что все это он делает ради Дэвида, хотя, по сути, конечно, для Уилфа. Ему столько всего хотелось показать пареньку.
— Вот стручки вики. На вкус они приятные, но лучше ими не злоупотреблять. Как и водкой, имей в виду.
Уилф взял крохотный стручок, пожевал его и с досадой выплюнул.
— Лучше уж водку пить, мистер Фрай.
Гарольд сделал вид, будто не слышал его слов. Они, затаившись, сидели на корточках и наблюдали, как гусыня откладывает яйцо. Когда оно наконец легло в траву, мокрое, белое и огромное на ее фоне, Уилф принялся отплясывать, вскрикивая:
— Ох, мать твою, вот это круто! Вылезло прямо из задницы! Можно мне кинуть чем-нибудь?
— В гусыню? Нет. Лучше брось камень песику.
— Нет, лучше в гусыню!
Гарольд поспешно увел Уилфа с того места, опять сделав вид, что ничего не слышал.
Они говорили и о Куини Хеннесси, о тех скромных проявлениях доброты, которые она выказывала. Гарольд описывал, как она умела петь задом наперед и до чего любила всякие шарады.
— Думаю, больше никто не знал об этих ее увлечениях, — сказал он. — Мы доверяли друг другу такое, что обычно не обсуждают с посторонними. В дороге это как-то легче выходит.
Он показал Уилфу подарки, которые нес ей в рюкзаке. Пареньку больше всего понравилось пресс-папье с Эксетерским кафедральным собором, осыпаемое блестками, если перевернуть его вверх дном. Гарольд стал замечать, что иногда Уилф без спросу вынимал сувенир и забавлялся им — пришлось попросить его быть поаккуратнее. Тот, в свою очередь, разложил перед Гарольдом свои трофеи: сколок с какой-то стены, крапчатое перо цесарки, камешек с нанизанными на него кольцами. Однажды он вынул из своего рюкзачка садовую фигурку гнома с удочкой, обмолвившись, что нашел ее в мусорном контейнере. В другой раз Уилф притащил откуда-то три упаковки молока, уверяя, что их ему дали бесплатно. Гарольд предостерег его, убеждая не пить слишком много зараз, но юноша не послушался и уже через десять минут стал мучиться животом.
Уилф буквально заваливал своего спутника всяческими подношениями, и Гарольду приходилось оставлять их, пока тот не видел, тщательно зарывая, потому что собака имела обыкновение отыскивать тайники и приносить спрятанное — особенно камешки — обратно к его ногам. Каждая новая находка вызывала у Уилфа восторженный вопль, и сердце у Гарольда вздрагивало от радости. Так мог вести себя только Дэвид.
22. Гарольд и паломники
«Дорогая Куини,
Как удивительно все обернулось! Столько людей спрашивают меня о твоем здоровье!
С наилучшими пожеланиями,
Гарольд
P. S. Служащая на почте любезно не взяла с меня денег за марку. Она тоже шлет тебе привет».