Вскоре выяснилось, что люди чувствуют себя оскорбленными, если паломники вдруг обходят их населенный пункт стороной. Мэр курортного городка в Северном Девоне в интервью обозвал Гарольда «реакционным бюргером-элитистом». Характеристика так потрясла Гарольда, что он счел необходимым принести извинения. Ему даже пришло в голову, не двинуться ли обратно к дому, попутно заходя во все те местечки, которые он проигнорировал по дороге в Берик. Он признался Кейт, что фруктовые напитки сыграли злую шутку с его пищеварением.
— Но ведь Рич предупреждал, — возразила Кейт, — вам вовсе не обязательно их пить. Как только вас сфотографировали, можно сразу выбросить бутылку…
Гарольд грустно улыбнулся.
— Я так не могу: подержать бутылку, открыть ее и не выпить. Я же послевоенный ребенок, Кейт. Мы не кичимся своими достижениями и никогда ничего не выбрасываем. Так уж нас воспитали.
Кейт раскрыла объятия и заключила Гарольда в их потные тиски.
Гарольду хотелось обнять ее в ответ, но он лишь беспомощно стоял, как столб, размышляя о том, что это, пожалуй, тоже симптом его поколения. Глядя на окружающих в майках и шортах, он невольно задавался вопросом, не слишком ли не к месту его костюм.
— Что вас беспокоит? — спросила Кейт. — Вы все время норовите куда-то исчезнуть…
Гарольд выпрямился.
— Мне не дает покоя мысль, что все это неправильно. Весь этот шум… И суета. Я очень благодарен всем за их вклад, но я перестал понимать, как это может помочь Куини. Вчера мы прошли всего шесть миль, а позавчера только семь. Я подумываю о том, чтобы уйти…
Кейт обернулась к нему так резко, словно получила удар в челюсть.
— Уйти?
— Снова пуститься в путь.
— Без нас? — переспросила она, в ужасе глядя на Гарольда. — Так нельзя. Не бросайте нас! Хотя бы сейчас!
Гарольд кивнул.
— Обещайте!
Кейт схватила его за руку. В солнечном луче блеснуло ее обручальное кольцо.
— Никуда я от вас не денусь.
Они шли рядышком и молчали. Гарольд пожалел, что поделился с ней своими сомнениями. У Кейт, очевидно, и без них голова пухла.
Но, несмотря на обещание, Гарольд не мог избавиться от беспокойства. Иногда ходьба давалась отряду легко, но из-за болезней, травм и общественной шумихи потребовалось почти две недели, чтобы преодолеть шестьдесят миль; они еще даже не добрались до Дарлингтона. Гарольд представил себе, как Морин рассматривает его снимки в газетах, и устыдился. Он понятия не имел, что она о нем думает, и не принимает ли, случаем, за дурака.
Однажды вечером, когда последователи и сочувствующие достали гитары и принялись петь у костра, Гарольд потихоньку взял свой рюкзак и улизнул. В черном ясном небе пульсировали звезды, а луна снова шла на убыль. Гарольду вспомнилась та ночь, когда он спал в амбаре неподалеку от Страуда. Всем здесь было невдомек, зачем все-таки он идет к Куини; они лишь притворялись, что понимают. Думали, что это обычная любовная история, или чудо, или высокопарный жест, или даже простое бахвальство — и все они заблуждались. Расхождение между его собственным знанием и домыслами других пугало Гарольда. Он еще раз оглянулся на оставшийся позади лагерь, и ему подумалось, что среди них он так и остался чужаком. Жаркое пламя костра озаряло мрак. До Гарольда доносились голоса и смех посторонних ему людей.
Он снова тронется в путь — и ничто ему не помеха. Да, он дал обещание Кейт, но его верность Куини все же важнее. В конце концов, у него есть все необходимое — тапочки, компас, подарки… А маршрут можно выбирать непрямой, пожалуй, лучше через холмы, чтобы и вовсе ни с кем не встречаться. Ноги сами уводили Гарольда все дальше, и сердце его радостно билось. Он опять будет идти ночами, встречать рассветы… Через несколько недель он уже доберется до Берика.
А затем до него долетел оклик Кейт, пронзительный в ночном воздухе, а следом — лай собаки у ее ног. Во тьме послышались и другие голоса, частью знакомые, а частью нет. Все выкрикивали имя Гарольда. Его связь с этими людьми была несравненно слабее его преданности Куини, но они явно не заслуживали, чтобы он покинул их без всяких объяснений. Гарольд медленно повернул обратно.
Он вступил в неяркий круг костра, и из темноты тут же возник Рич. Заметив Гарольда, он кинулся к нему и сгреб старика в объятия.
— А мы уж испугались, что вы ушли!
Рич говорил с запинками — возможно, от опьянения. По крайней мере, от него явно пахло спиртным. Он цеплялся за Гарольда с такой силой, что тот пошатнулся и едва не упал.
— Стоять! — засмеялся Рич.
Побратавшись с Ричем таким, пусть и немного неустойчивым, образом, Гарольд вдруг почувствовал, что у него сперло дыхание, как будто в этих объятиях ему перекрыли воздух.
На следующий день в газетах появился снимок под заголовком: «Продержится ли Гарольд Фрай до конца?» Его засняли в тот момент, когда он обвис на руках у Рича.
23. Морин и Гарольд