Невеста Дерини

— Теперь я уверен, что это и вправду они погубили Алроя-Ариона, — услышал Келсон слова одного из сановников, когда они с Дугалом проходили мимо придворных, наслаждавшихся везаирским элем. — Лично я никогда не доверял Махаэлю… А Теймураз, может быть, еще хуже, нежели…

Другие обсуждали участь, постигшую предателей. Один из таких случайно подслушанных разговоров заставил Келсона, направлявшегося в уборную, торопливо затащить Дугала под сень деревьев и притвориться, будто они с любопытством наблюдают за парой акробатов, жонглирующих огнем, тогда как на самом деле король с жадностью ловил обрывки беседы.

— Говорят, он плясал очень скверно, — шепотом сообщил первый придворный второму, невозмутимо объедая фазанью грудку. — Лично я считаю, что палач скверно исполнил свою работу.

У обоих мужчин волосы на висках были заплетены в тонкие косички, а позолоченные кожаные браслеты на запястьях выдавали вождей кочевников. Седые бороды их также были заплетены в косы, а длинные усы заправлены за уши.

— Да будет тебе, — примиряюще отозвался на это второй, жестикулируя костью. — Никто ведь не ожидал, что придется казнить кого-то во время киллиджалая

… — Оба собеседника при этом лениво наблюдали за акробатами. Похоже, тема разговора не лишила их ни аппетита, ни интереса к происходящему. — Не так-то просто как следует посадить на кол человека, не проткнув ему сразу жизненные органы. Тут нужна особая сноровка. Лучше всего, если жертва сама сделает это, пытаясь высвободиться.

— Точно, вот тогда они и пляшут лучше всего, — согласился первый. — А самое приятное, это смотреть за танцем трусов… Как они тянутся вверх на цыпочках, чтобы оттянуть неизбежное. Но, конечно, следует в точности вымерять высоту кола…

Келсон при этих словах почувствовал, как тошнота поднимается к горлу, и с трудом смог подавить ее. Подхватив Дугала под локоть, он поспешил удалиться на открытую террасу, чтобы глотнуть свежего воздуха.

— Думаешь, эти люди знали, что мы подслушиваем? — спросил его Дугал, когда оба достаточно пришли в себя. — Ведь невозможно же, чтобы люди и впрямь делали такие ужасные вещи!

— А меня уже ничто не удивляет, — пробормотал Келсон в ответ.

Он пытался не думать о том, как мог «плясать» Махаэль. Поскольку разум его был практически уничтожен в ходе магического поединка, Келсон полагал, что, вероятно, предатель толком и не сознавал, какая судьба ждет его в руках палачей. По крайней мере, король Гвиннеда надеялся на это… И все равно, смерть Махаэля не была быстрой.

Впрочем, и в самом Гвиннеде кара за государственную измену едва ли была менее жестокой. Ему доводилось видеть, как люди задыхаются в петле… И даже обезглавливание не всегда обещало быструю гибель, если жертва вдруг дергалась в последний момент, или палач не проявлял должной сноровки. Чтобы отделить от тела голову Конала, понадобилось, три удара.

Воспоминания об этой казни, вперемешку с мыслями об участи Махаэля, заметно отравили Келсону настроение на весь остаток вечера, хотя он предпочел ни о чем не говорить Дугалу с Морганом, когда те заметили, что король вдруг сделался непривычно суров, — ибо воспоминание о Конале повлекли за собой мысли о Росане… И об Аракси, с которой он отныне был связан клятвой. За последние дни он старался не вспоминать о них обеих, но теперь боль и страх начали вновь проникать в душу, ослабленную усталостью и облегчением от того, что церемония коронации Лайема все же завершилась благополучно. Но помимо мыслей о женщинах, его тревожили еще и соображения о том, что может предпринять Теймураз, — ведь даже ближе к ночи они по-прежнему не получили никаких известий о том, куда подевался этот предатель.

Отсутствие известий слегка приглушило праздничное настроение вечера, и все же, когда совсем стемнело, Лайем, как и было запланировано, собрал гостей на террасе, выходящей на восток, дабы полюбоваться куполами соборов, церквей и минаретами мавританских молитвенных домов, которые, все как один, озарились радужными переливами деринийской магии, — подобно тому, что они видели над монастырем святого Сазиля, но гораздо величественнее.

Зрелище это вновь вызвало улыбку на губах у Лайема, который стоял рядом с Келсоном и Матиасом, однако в улыбке этой больше не было юношеской наивности. Многое изменилось за те две недели, что они провели в Торенте.