Невеста из Холмов

Все было хорошо. И свадьбу их благословил сам король. И праздник вышел чудесный. И Эшлин сразу нашла себе занятие – казалось, что с тех пор, как она взялась за этот сад, даже листья стремились вырасти быстрее, чем обычно, а травы, которые она проращивала дома, поднимались маленьким морем всех оттенков зеленого.

Но Брендон не мог забыть то, что произошло в пещере ферна, между дубом и ольхой. То, что вернуло ему жизнь и взяло с Эшлин честную плату.

«Жизнь за жизнь, – сказал тогда Гьетал. – Она отдала за тебя свою жизнь ши. Но ей осталась жизнь человека – ваша на двоих. Вы проживете ее вместе и вместе уйдете из мира».

Теперь он пытался и не мог представить себе, как жил бы, узнав, что теперь ему придется полностью отказаться от магии, от Университета, от жизни, к которой он привык. Он боялся спросить. Ему было страшно узнать, что улыбка Эшлин – лишь маска, а за ней кроется тоска по дому, по брату, которого увел домой Гьетал, по родителям. По силе, наполняющей слова песни магией. Эшлин много пела, но теперь ее песни оставались лишь мелодией. Она не могла бы заставить сосновое полено прорасти или увядший цветок расправить лепестки.

Эшлин услышала его шаги и оглянулась с улыбкой:

– Брендон, ты должен изобрести амулет невидимости. Иначе сейчас сюда снова кто-нибудь прибежит с глупым вопросом, и ты вынужден будешь считать муку для праздничных пирогов.

– Вот его я в этот амулет и превращу. Чтобы шел и рассказывал всем, что я уехал в столицу. Еще вчера.

Он подошел и обнял Эшлин, вдыхая по-летнему сладкий запах ее волос. Она ответила на объятие.

– Знаешь, что я придумала? Все-все цветники, какие должны быть напротив коллегий и в библиотечном саду, и как их посадить, чтобы взгляд на них не вызывал неприличного смеха у меня – и у любого, кто выучит язык цветов. Мы же будем учить ему студентов? Здесь можно сделать самые красивые цветники в королевстве. Даже маме понравится… надеюсь, что наследие Горта можно будет исправить и люди перестанут видеть в нас чудовищ. И моя семья придет к нам сюда в гости.

– Исправить можно, не уверен, что быстро. Но каждый, кто увидит тебя, не скажет «чудовище», потому что увидит самую совершенную красоту на свете. И знаешь… с тобой я начал задумываться о садовой магии. Возможно, какие-то предметы можно было бы зарядить силой… раз она тебе сейчас не…

Эшлин крепко сжала его руку и, потянувшись, поцеловала, мешая говорить:

– Ты всем этим многословием хочешь спросить, не жалею ли я о Кристалле?

– Да, – признался Брендон, словно прыгая в ледяную воду. – Я же понимаю, это тяжелая потеря… магия, которая была с тобой с детства.

– Брендон, ну что ты. Разве можно потерять магию? Посмотри, как из маленькой луковицы поднимается цветок. Как тянутся к солнцу листья. Как растет внутри меня наша девочка. Как мы прошли через ночь Самайна и вернулись вместе. Видишь, до меня никто еще не возвращал душу человеку, а я смогла. И я рада, что теперь не буду бояться смотреть, как твой короткий век заканчивается, – ведь у меня остался такой же.

Она смотрела ему в глаза очень внимательно, объясняя то, что для нее было таким понятным:

– Магия – это мы. Магия – это мир вокруг. И мы сами выбираем, какое в нем творить волшебство. Я творю волшебство сада, и для этого мне нужны земля, лопата и семена.

Она звонко рассмеялась, рассеивая тени сомнения. Эшлин, дочь Каллена из семьи Ежевики, не умела красиво врать. Особенно самой себе. Это уж слишком человеческая черта.

* * *

Мавис читала письмо и чувствовала, как краснеет. Она отвечала коротко, порой даже грубовато, и все никак не могла научиться изящному сочетанию слов. Но ее друг по переписке будто и не ждал от нее чего-то другого. Он рассказывал о новой загадке, которую им с учителем Эремоном предстояло раскрыть, о невкусных пирогах в придорожной гостинице и о том, что обратно поедет через Альбу, поэтому думает заскочить на весеннюю ярмарку. Юный инквизитор Ласар имел серьезные намерения, которые собирался исполнить, как только завершит свое ученичество. Правда, этого Мавис все еще не понимала.

Она неожиданно стала ученицей профессора Тао после того, как пришла к нему посоветоваться, что делать с выплесками магии, которые ни предсказать, ни остановить. Теперь профессор привлек ее к своей работе по обновлению Бетлема, и Мавис оказалась в ней полезнее некуда. Она даже рассказала новому учителю о своей мечте создать маленький приют и воспитывать в нем таких же неуравновешенных детей-магов с трудной судьбой, как она сама. Но профессор сказал: «Сначала ваша собственная полная внутренняя гармония, юная госпожа, и только потом вы понесете ее детям. Только так. Упражнения и еще раз упражнения». Мавис послушно упражнялась. Худой она не стала, а вот неловкой потихоньку переставала быть. Профессор хвалил ее примерно раз в день – для него это небывалая частота.

* * *