Невеста из Холмов

– Вот и настало ваше время, магистр Бирн. Мне интересно знать, что ученый муж скажет о нежданном визите шаровой молнии в дом мага в день, когда не было грозы. Или девочка не права?

Брендон до того, казалось, совсем оцепеневший, встряхнул головой и постарался вернуться мысленно в ту самую комнату. Если бы найти средство отделять мысли от чувств… Но горечь снова подступала к горлу. И тут он почувствовал, как его холодные пальцы накрывает теплая ладонь. «Видимо, у этих ши вовсе нет представления о приличиях», – возмутился он, но руки не убрал. Так и вправду было почему-то спокойнее.

– Я видел выжженное темное пятно на досках, верно. Девушка, вероятно, права. Но что до остального… чтобы бросаться вот так молниями, магу нужен достаточно сильный амулет, который заряжали несколько дней. Признаюсь, обычный порох здесь куда удобнее. Но если бы в комнате стреляли из аркебузы – это было бы слышно на другом конце города. Не думаю, что Финн… что профессор Дойл что-то испытывал в жилой комнате, опасные артефакты он не стал бы выносить из башни. Подобные предметы создаются и хранятся только под защитой прочных стен, укрепленных магическим щитом. Иначе бы алхимики давно отправили нас в путешествие к небесам, – он грустно усмехнулся и продолжил: – Финн что-то писал незадолго до смерти. Его пальцы были перепачканы чернилами, а в руке остался обрывок бумаги.

Магистр Эремон дернул носом, будто принюхивался, достал из кармана плоский каштан и принялся гонять его туда-сюда между пальцами. Он знал, что привычка вертеть что-то в руках во время умственного напряжения дурная, но тот, кто не проявляет снисходительности к своим маленьким слабостям, однажды сорвется и ослабеет до крупных проступков.

– Когда мы осматривали тело, то никаких бумаг не нашли, магистр Бирн. Как же так вышло? – голос его был таким же участливым и успокаивающим, как журчание ручья, но каштан кувыркался между пальцами все быстрее.

– Покаюсь, я не сразу вспомнил, что обрывок остался у меня в руке, а потом в сумке. Финн стал моим соседом по коллегии и другом с самого поступления. Увидеть то, что мы застали, было для меня слишком… – Брендон так и не подобрал слово. – Вот.

Он достал из поясной сумки и положил на стол обрывок в половину листа с бурыми пятнами по краю.

Магистр Эремон внимательно вглядывался в ряды косых и прямых черточек. Его ученик тоже приподнялся над зельеварскими склянками, чтобы лучше увидеть.

– Он отмечал дни до какого-то события? – удивленно спросил старший инквизитор.

– Нет, – тут же ответил Брендон, – это огам. Древний язык друидов. Финн не изучал его и уж точно не умел на нем писать. Все его знания об огаме укладывались в краткий курс истории магических учений. Во времена друидов пользовались такими знаками, но записывали что-то редко и на восковых табличках, стилусом. Или на пергаменте. Как вам известно, их традиции почти утрачены, и в Дин Эйрин друидов нет и не может быть.

– Возможно ли, что он перерисовал что-то с более древней надписи и спешил поделиться этим с другими господами из магической Коллегии? – спросил Эремон. – Ты что-то хочешь, девочка?

Эшлин тревожно ерзала на скамье. Ей очень хотелось сказать Брендону, где она видела такие знаки, но при инквизиторах было нельзя. Брендон понял, что еще немного тревоги за возможные слова рыжей ши, сказанные из лучших побуждений, – и он сойдет с ума. Пришлось брать дело в свои руки.

– Девушка желает выйти отсюда, магистр Эремон, но стесняется попросить у вас разрешения.

Эремон взглянул на беспокойную девицу и улыбнулся.

– Что ж, пока у меня не осталось к ней вопросов, и я не стану удерживать. А вы, как вижу, разбираетесь в огаме?

– Я могу попробовать прочитать. Но придется повозиться, я не владею этим языком в совершенстве.

– Тогда завтра мы встретимся с вами в библиотеке, где точно никто не помешает вашей работе. А то еще немного – и пойдет слух, что я пытаю девиц, не пуская их до ветру.

Эшлин возмущенно фыркнула, но теперь уже Брендон крепко сжал ее руку, поклонился инквизитору и быстро вышел из комнаты, утаскивая ученицу за собой. Она хотела было возмутиться, но увидела, что Брендон еле держится, и решила промолчать.

– Идем. Сейчас уже так поздно, что никто не возьмется поселить тебя в женскую коллегию. Придется провести еще одну ночь под моей крышей.

– Надеюсь, здесь у тебя нет топора? – улыбнулась Эшлин.

– Нет. И я жалею об этом, – отозвался Брендон, медленно направляясь к дому.

Эшлин какое-то время молчала, но эта мысль слишком беспокоила ее. Брендон зажег фонарь от факела, горевшего на стене, и тот покачивался в его руке, освещая маленький кусочек дорожки. Пока беседовали с инквизитором, успело стемнеть. Университет погрузился в тишину, только от мужской коллегии изредка доносились счастливые вопли, а в «Королевском лососе» пели хором балладу.

– Я все думаю… вдруг профессор Дойл нашел что-то о Брадане. Такие же знаки он чертил на своих табличках, которые захватил в наш мир.

Брендон резко остановился и повернулся к ней. Подсвеченное снизу фонарем, его лицо приобрело странное выражение.