Невеста палача

Однажды женщина, при очередной ссоре так кричала, доказывая мужу истинную правоту, что охрипла до немоты. В тот день Угрим пришёл домой поздним вечером, пьяным, едва держась на ногах. Он ввалился в дверь, схватил Верею левой рукой под локоть, правой отвесил пощёчину с такой силой, что у несчастной запрокинулась голова, при этом ни произнес, ни слова.

Перепуганная Верея разрыдалась, потом стала кричать, мол, ты что творишь, окаянный, какой леший тебе дорогу перешел. Угрим же, повернувшись к забившейся в угол Дарине, рявкнул:

– Пшла на двор, ни то убью!

Девочка шмыгнула из угла в дверь, но убегая, слышала отчетливо слова Угрима, так втиснувшиеся в память, что она не забудет их до самой последней минуты жизни.

– Нарожала тут всяких, – рычал муж Верее, – а я хочу нормально, по-людски, и получу, сейчас получу…

Позже подобное повторялось неоднократно, но женщина не беременела. Когда, в очередной раз, пьяным вернувшись домой, Угрим напал на жену, та не выдержала, и, кинувшись на улицу, побежала по дороге в неведомом направлении. Вечер стоял холодный, дождь лил как из ведра, но Верея домой не вернулась даже под утро. Проспавшись, мужик отправился на поиски затираненной жены, и нашел её всю вымокшую, замёрзшую на берегу реки Волхов. Женщина сидела на земле, прижав к груди, согнутые в коленях ноги, голову склонив, не шевелясь и практически не дыша. Угрим остановился в нескольких шагах от жены, не решаясь подойти ближе, сердце его сжалось от страха перед тем, что Верея уже мертва. Вот так села ночью на землю и застыла, тело задеревенело, не упало, и сидит ныне склонившись. Но женщина тяжело вздохнула, слегка дрогнула, что послужило причиной Угриму тут же броситься к ней, подхватить на руки, не чувствуя сопротивления. Ослабевшая, измотанная жена, просто не имела сил, чтобы дать отпор, и когда муж принёс её домой, положил на печную постель, она лишь взглянула на него, закрыла глаза и крепко заснула уже не чувствуя того, как её раздели, обтёрли, и завернули в тёплое одеяло. Ночью у Вереи поднялся сильный жар, она стонала, ворочалась, иногда кричала. Маленькая Дарина подбегала к матери, хватала её за руки и, не переставая, плакала. Угрим, наблюдая за мрачной картиной, поднимался из-за стола, за которым сидел с кружкой браги, шагал к плачущему ребёнку, хватал за шиворот как котёнка, и оттаскивал на жесткую неприятно шуршащую «перину» со словами: «Хватит нюнить, спи!». Но девочка, полежав немного, снова бежала к матери, пока, в конце концов, окончательно забралась к ней на «постель», сложив голову на живот женщины, и заснув в изнеможении.

Когда малышка Дарина проснулась, на дворе зарождалась заря. Мать её лежала теперь неподвижно, тихо, белая кожа на лице напоминала первый выпавший снег. В один момент к девочке пришло страшное понимание чего-то непоправимого, жуткого, сердце гулко ухнуло, тело задрожало, на лбу выступил холодный пот, по спине пробежали неприятные мурашки. Она обвила глазами комнату, увидела дремлющего за столом отца, снова повернулась к матери и тихо позвала: «Мама!», но ответом послужила лишь тишина. Закричав в отчаянии, схватила ледяные руки матери, запричитала над ней, разбудив отца. Тот сорвался с места, подбежал ближе, замер на месте, осознав, что непоправимое все же случилось. Верея умерла от лихорадки в ту роковую ночь после непреднамеренного побега от издевательств мужа.

Когда женщину хоронили, Дарина стояла молча, слезы иссякли, но чувство безнадежности и тоски по материнскому теплу продолжало преследовать ее и поныне.

Теперь, лежа под открытым звездным небом, перебирая мучительные воспоминания, она чувствовала себя по-прежнему одинокой, обделенной любовью, теплом, лаской, но слезы так и не появлялись на глазах.

Глава 3

Ночь пролетела мимолётно, несмотря на то, что Дарина заснула лишь под утро. Разбудил девушку лёгкий ветерок, нежно играющий с локонами, цвета созревших пшеничных колосьев. Она взглянула небесно-лазурными глазами в сторону села и сморщила носик, сознавая, что пришёл новый трудный день. Сначала необходимо как-то сладить с отцом, вернувшись домой, а уж остальное само собой сложится.

Потянувшись, шурша сухой травой, девушка выбралась из мягкого стога сена, и побрела в сторону села, задевая босыми ногами распустившиеся одуванчики. Утренняя прохлада приятно прикасалась к нежной девичьей коже, и постепенно, ставшая привычной тревога немного утихла. Но, вернувшись домой, отца она не застала, и то что Угрим в такую рань покинул дом не предвещало ничего хорошего. Невольный страх вновь охватил девушку, предчувствие надвигающейся беды неприятно защекотало нервы. В попытке заглушить тревожные мысли, она принялась за домашнюю работу, не замечая, как стремительно понеслось вперёд время.