— Когда я вижу людей, собирающихся вместе на Середину зимы, у меня поет сердце, — счастливо вздохнула старуха. — С годами мир меняется, но некоторые традиции остаются.
— На Мертвых землях тоже празднуют Середину зимы? — Аня не могла даже представить, каково это. Середина зимы — праздник надежды, которой, согласно легендам, там не осталось.
Но ведь и о Каэле ходило много неправдоподобных слухов.
— Празднуют, хотя после Расплаты не так пышно. Поговаривают, раньше наши торжества размахом не уступали вашим. Теперь все кланы собираются вместе, и если кому-то не хватает припасов на холодный сезон, остальные делятся с ним. Бедные кланы ничего не просят, лишь загадывают желания на Середину зимы. Если всем не хватает одного и того же, они разделяют бремя и страх, чтобы никто не был одинок в своих страданиях.
— Значит, они разделают изобилие и беды, — тихо подытожила Аня. — Как в песнях о Середине зимы. Древние празднества похожи на торжества в Мертвых землях.
— Ну, эта Расплата не первая, которую знал мир. И не последняя.
Вероятно, следующая Расплата могла случиться куда ближе к дому, чем Ане хотелось думать.
— Ивермерцы живут в достатке, но на Середину зимы все равно принято просить подарки и загадывать желания.
— Даже если владеешь многим, нет ничего зазорного в том, чтобы просить. Как и в том, чтобы давать…или хотеть, — старуха задорно блеснула глазами. — Хотя мне интересно, часто ли в Ивермере на Середину зимы сбываются желания, исполнить которые можно только чистой магией.
Чистая магия. Пораженная внезапным пониманием, Аня громко рассмеялась.
— Теперь ты должна поделиться тем, что вызвало у тебя смех, — улыбнулась старуха. — И это будет твоим подарком мне на Середину зимы.
Скорее всего, старая женщина уже знала ответ.
— Вот почему о желаниях не принято говорить вслух? Потому что тогда они становятся заклинанием, а заклинание — грязное волшебство.
— Значит, кто-то научил тебя хоть чему-то об истинной магии, — на морщинистом лице безошибочно читалась радость.
— Да, — усмехнувшись, Аня посмотрела на Каэля. Но ее сердце раскололось надвое при виде симпатичной девушки, подошедшей к нему во время пения. Он не обращал на нее внимания, но вскоре освободился бы и поговорил с ней.
Конечно же, первая женщина в череде многих, и у Ани сдавило горло. Она отвернулась, лишь бы больше не видеть сцену, причинившую столько боли.
— Значит, вы много знаете об истинной магии? — хрипло спросила Аня.
— Пожалуй, да, — старуха посмотрела сначала на Каэля, затем на подавленную Аню, но если и сделала какие-то выводы, то не озвучила их. — Я — ведьма нашего клана.
Аня встрепенулась и, широко открыв рот, посмотрела на свою собеседницу. Обычно женщин называли ведьмами, чтобы унизить.
Старуха рассмеялась, позабавленная реакцией Ани.
— На Мертвых землях это не оскорбление. Быть ведьмой означает лишь то, что я… — она взмахнула скрюченной рукой, ища подходящее слово. — Не жрица, ведь я не говорю с богами. Но я наблюдаю за родами, провожу церемонии. И лечу, когда в том есть необходимость.
Лечит?
— Вы заклинательница?
— Если нет иного выхода, — по бокам ото рта старухи пролегли морщинки. — Лучше исцеляться без магии.
— Да, — тихо согласилась Аня. Как и говорил Каэль. Девица отошла от него, и ее место тут же заняла другая. — Вы разбираетесь в любви?
— Пожалуй. Она такая чистая и яркая, что порой источает свой собственный свет. Ты сияешь, как солнце, Аня Ивермерская, — сказала старуха. — Но также я вижу тени.
— Вряд ли это любовь, — покачала головой Аня, и у нее защипало глаза. — Она не чистая и не яркая. Больше похоже на яд.
— Ах, — улыбнулась старуха. — Потому что это не любовь. Это ревность.
Дело было кое в чем еще.
— Проблема не только в других женщинах. Когда я думаю, что больше не увижу его, мне становится невыносимо больно.
— Тоже не любовь. Любовь не порождает боли.
— Тогда что это? Как нож в груди.
— Тоска. Опасения. Возможно, страх, — пожилая женщина резанула Аню взглядом. — Любовь и доброта — сильнейшее волшебство не только для тех, кто любит, но и для тех, кто любим. Поэтому не нужно бояться любви и избегать ее.
— А если она не взаимна? — натянуто и тихо спросила Аня, чувствуя нараставшее мучительное давление в груди.
— Разве ты, делая подарок, ожидаешь подарка в ответ? Или ты даришь, чтобы осчастливить?
— А если моя любовь не сделает его счастливым? Вдруг она ничего для него не значит?
— Тогда надейся, что он знает доброту, — сказала старуха тепло и сочувственно. — Любовь дарует больше всего. Но и отнимает больше всего.
— Я боюсь, что любовь оставит меня ни с чем.
— Страх — тоже сильная магия, — женщина погладила Аню по руке. — Как и храбрость. Поэтому скажи мне, Аня Ивермерская, какой магией будешь владеть ты?
— Еще не знаю, — снова покачала головой Аня, и ее глаза наполнились слезами. — Возможно, скоро я настолько отчаюсь, что найду свою храбрость, — слабо рассмеялась она.