Зачем только уехала из дома? Здесь от меня сплошные беды! Герцога посадили в тюрьму и чуть не колесовали за заплетенный мною эрмияс, графа Давара я едва не сварила в кипятке выбросом собственной магии, раскрыла тайну принца, когда он спасал меня от падения в Иврийский разлом. И вот теперь король пострадал от спрятанного в мое печати проклятья! Такое чувство, что я сама - проклятье. Носительница проклятой крови! Проклятая невеста! Для принца с проклятой кровью - невеста проклятой крови…
Глава 18
Орион Иврийский
Я смотрел на выходящую из кабинета отца Цинтию со смешанными чувствами. Смирившись с тем, что жениться мне придется не по любви, внутренне приготовился выбрать из предложенных советниками девиц ту, чье нахождение на троне принесет большую выгоду стране.
И тут появилась она… Не такая, как другие, выросшие в столице, не избалованная, простая, непосредственная. Готовая напоить горячим чаем незнакомца. Казалось, судьба благоволит ко мне, дарит утешение: девушку, которую я смог бы полюбить. И вот теперь оказывается, что она виновница происходящего с отцом, который твердо намерен смиренно принять, по его мнению, неизбежное, не желая вступать в борьбу.
Лестус Иврийский умирает по вине рода Стааф, владетелей проклятой магии, все же будет повержен магестами, которые не смогли свергнуть его с престола.
Я полночи спорил с отцом, требуя, чтобы он вызвал верховного мага, обратился к жрицам стихий. Он же отмахивался и стоял на своем.
“Пора принять судьбу! - твердил он. - Венец власти предупреждал меня, говорил, что я не должен поддаваться алчному желанию получить женщину, обещанную другому, отдавшую свое сердце, как бы прекрасна она ни была. Я не послушал. Волей правителя - моей волей - Кларида Ирми расторгла помолвку с графом Стааф и стала моей женой, заняв место первой супруги, прошедшей королевский отбор, но не сумевшей совладать с моей магией, что окутала ее в первую же супружескую ночь.
Я и с первой супругой не был осторожен, не был сдержан, считая, что рядом должна быть либо сильная женщина, либо никакая… Потому она покинула этот мир спустя неделю после свадьбы, угаснув под натиском моей силы. И я, даже не выдержав траура по ней, присвоил себе Клариду, женившись во второй раз. Она под натиском моей магии даже не пошатнулась. Не удивлюсь, что сил ей придавала ненависть ко мне, к тому, кому не могла отказать, к тому, кто разрушил ее жизнь, забрав у жениха, которого она любила...”
Выслушав это откровение отца, я был немало удивлен. Нет, не тем, насколько жестоко он поступил с моей матерью, а тем, каким опрометчивым, каким эмоциональным был его поступок. Отец всегда был сдержан и в решениях, и в словах, никогда не поддаваясь чувствам. Он правил жесткой холодной дланью, из чувств позволяя себе только гнев, которого все боялись.
“Венец власти был мной недоволен и дал понять, что горе графа Стааф еще вернется ко мне. Однажды меня настигнет расплата. Тогда он впервые потяжелел, - добавил отец. - Я думал, что расплатился, когда Кларида погибла. Оказалось, нет. За две сломанные судьбы плата две жизни. И одна из них - моя. Я принимаю предначертанное, дабы этот долг не перешел на моих наследников, которым отдавать его придется уже с процентами.”
Мне сложно было понять отца, когда он говорил о венце власти, как о чем-то живом и могущественном. Этот древний артефакт - дар великих магов, ушедших нормундских правителей, обладал некой мощной силой. Переходя к новому правителю, он устанавливал с ним связь, моментально убивая самозванца, посмевшего надеть его на свою голову, прикинувшись наследником, тем самым сохраняя чистоту родовой крови. Новая династия могла взойти на трон, только если все до единого наследники прошлой мертвы или добровольно, без давления и принуждения откажутся от власти.
Установив же связь, венец якобы давал советы, наставлял и следил за тем, чтобы правитель действовал в интересах своего народа. Если же тот вел себя недостойно, венец тяжелел, становясь непосильной ношей. Этот обод, украшенный рунами, физически проявлял себя, материализуюсь на голове короля раз в год, в день Династии. В другое же время становился зримым только тогда, когда король стоял на пороге смерти…
Потому так страшно было видеть, как темная полоса металла, покрытая рунами пересекает лоб отца. Такое яркое безмолвное свидетельство, что Лестус Иврийский умирает и моей абсолютной беспомощности.
И что же выходит? Если я выберу графиню Стааф из предложенных невест, каждый раз, глядя на нее, буду вспоминать о том, что девушка причастна к смерти отца? Пусть и невольно.
Не пытается ли венец власти уже взыскать те самые проценты, о которых говорил мой родитель, заставить и меня платить за некогда совершенное им? А если так?.. Готов ли я рассчитаться по выставленному счету, отказавшись от Цинтии и взяв в жены другую?