Я в свою очередь столь же искренне не понимала, что тут делает раэр Дэмис Йэхар. Если это мои последние мгновения, мои последние воспоминания, то я хочу вспомнить что-нибудь более приятное. Например, наш с Лиз любимый цветочный луг…
Но вместо луга откуда-то из глубины сознания всплыли воспоминания о тёмной спальне, тонкой цепочке, обнимающей мои запястья, и о возмутительно наглом Дэмисе, вольготно устроившемся между моих ног и вытворяющем такое, что мне даже на пороге смерти стало стыдно!
Смерть, словно тоже увидев эти воспоминания, насмешливо глянула на меня и ускакала прочь, уступая место… боли!
Боль нахлынула на меня внезапно и была потрясающей, ошеломляющей, выворачивающей кости наизнанку!
Боль была столь сильной, что мне захотелось кричать!
И кто-то там, далеко и в то же время очень близко, словно услышал моё желание и приказал:
— Кричи!
Я кричала так сильно и громко, что очень скоро у меня зажгло горло, но эта боль нисколько не притупляла ту, что горела в груди.
Та боль была просто невыносимой, она…
В конечном итоге она довела меня до безумия, и спасительная тьма решила сжалиться и позволила мне упасть в свои спокойные объятья.
* * *
Я очнулась в тишине.
Это место были тёплым, дарящим спокойствие и умиротворение, а единственным источником света в помещении, похожем на гостиную, являлся медленно гаснущий огонь в каменном камине.
Перед камином, посреди большого пушистого ковра, стоял большой кожаный диван, а на диване, устало опустив плечи и устремив невидящий взгляд в пламя, сидел Дэмис Йэхар.
Он выглядел… смертельно усталым. Нездоровая бледность на лице, опущенные вниз уголки губ и глаз, сгорбленная спина… мелко подрагивающие ладони.
Он выглядел просто ужасно, а мне стало невыносимо от мысли, что он сейчас страдает… из-за меня. Были ли у меня основания полагать, что его состояние связано со мной? Объективно — нет, но… я просто знала это.
Знала, что ему больно из-за меня.
А мне самой сейчас было очень больно из-за него. Больно смотреть на то, каким он стал за это короткое время… а, кстати, сколько прошло времени?
И тут случилось неожиданное.
Сидящий на диване Дэмис медленно поднял голову, скользнул что-то заподозрившим взглядом по пространству вокруг себя и, словно не имея сил поверить в это, спросил:
— Ада? — Его голос звучал болезненно, хрипло и сухо.
Словно Дэмис очень долго молчал, и это были его первые слова за несколько часов, если не дней.
Плохо понимая, что здесь происходит, да и в принципе не чувствуя желания разбираться в происходящем, я сделала шаг… и не почувствовала ничего.
— Ада, малыш, я не вижу тебя, поэтому, прошу, не молчи, — взмолился Дэмис и вопреки собственным словам принялся осматривать всё, всё что мог, не оставляя попыток разглядеть меня.
— Дэмис, — позвала я тихо.
Наверно, это было очень глупо — называть его имя. Нужно было сказать что-то другое, или спросить, или попытаться пошутить, но мне не хотелось. И всё, на что хватило сил — его тихое имя с отчаянием и беспомощностью в голосе.
Но Дэмису хватило и этого.
С шумом выдохнув, он заметался взглядом уже только по тому месту, откуда прозвучал мой голос.
— Как ты? — Вопрос с ощутимой нервной дрожью в голосе.
У меня не было ответа, но у меня был мой вопрос:
— Что ты делаешь с собой?
Он выглядел таким уставшим, таким измученным, таким…
Тихий неживой смех, лишь бы только не молчать, и вновь прозвучавший с нажимом вопрос:
— Как ты?
Это прозвучало так, словно от моего ответа зависела как минимум его жизнь.
Я просто не смогла промолчать и снова не ответить.
— Я… не знаю. Было очень больно, а сейчас мне… тихо? — От понимания собственной глупости я попыталась прижать ладонь ко лбу, но не почувствовала ни руки, ни лица. — Что ты сделал? Я знаю, что это был именно ты.
Кто бы мне ещё сказал, откуда во мне такая уверенность.
Дэмис вздохнул, не пытаясь скрыть свою усталость — или просто не имея на это сил, растёр лицо подрагивающими ладонями и неопределенно поведал:
— Много чего. Если бы рана была твоей, то ты или сразу бы умерла, или была бы спасена лекарями, без моего вмешательства. Пришлось потратить непозволительно много времени на то, чтобы распутать твою защиту. — Дэмис вдруг криво улыбнулся и совсем безрадостно сказал: — Когда Оркоми выразил своё восхищение той непроходимой сетью, которой ты обвязала Элизабет Райви и себя, привязав её жизнь к своей, я был очень близок к государственной измене и убийству правящего айэра.
Он улыбнулся шире и негромко коротко рассмеялся, вот только весело не было ни ему, ни мне.
Мне очень хотелось подойти и… коснуться его? Поддержать. Хоть как-то.
Но ещё одна попытка пошевелиться закончилась всё тем же — я не почувствовала ничего, словно меня здесь и не было.
— Ада, прошу тебя, не молчи. — С таким диким отчаянием в голосе…
— Знаешь, я запуталась, — сама не знаю, зачем начала это говорить, просто… мне так странно.
Пусто.
Как будто все мысли и эмоции внутри перепутались в такой узел, что его теперь впору только обрезать, а затем кто-то, и, кажется, это была я сама, просто взял и заморозил всё это безобразие, отложив неразбериху до лучших времён.