Невеста смерти

Король Рудольф раздраженно почесал в носу наманикюренным ногтем. Не самый изысканный жест, тем более когда находишься при венском дворе, но, с другой стороны, так ли уж это важно? В конце концов, император Священной Римской империи, король Венгрии, Моравии, Богемии и Хорватии может позволить себе кое-что. Восточные королевства платили ему дань и просились под его покровительство и защиту, так что он мог включить их в состав своих владений.

А если принять во внимание последнюю утреннюю новость о возмутительном поведении его бастарда Юлия – которого все, за исключением королевской семьи, называли доном Юлием, – какого осуждения может заслуживать ничего не значащее почесывание в носу? У него есть божественное право, и…

Один из многочисленных карликов, очень прыщавый, хихикнул и прошептал что-то, заслонив рот пухлой ладошкой.

– Уж не надо мной ли ты смеешься, паршивец? – сердито бросил король, зловеще нацелив побывавший в носу палец на неосторожного карлика. – Ну-ка, подойти сюда, жаба бородавчатая!

Глаза у низкорослого человечка полезли от ужаса на лоб, а во рту у него пересохло. Король славился внезапными приступами гнева, а придворный карлик был всего лишь одним из многих, подаренных Рудольфу для развлечения, так что его исчезновения никто не заметил бы. При мысли оказаться в венской темнице несчастного затрясло от страха.

– Конечно, нет, ваше величество! Да я скорее отрублю себе правую руку, чем посмею оскорбить моего повелителя! – ответствовал он.

– Тогда что же так тебя развеселило? Говори!

Карлик заколебался, придумывая, как оправдаться, и глаза его заметались по сторонам, как всполошенные рыбешки.

– Я… я просто… Мне вот подумалось, так ли замечательна и весела жизнь в Праге, как говорят некоторые. Музыка, пиры, искрящаяся зелеными бликами Влтава…

При венском дворе все знали, что его величество предпочитает Вене Прагу, куда он частенько уезжал, сбегая от неотложных государственных дел и королевских обязанностей, досаждавших ему в Вене. Там он мог без помех предаваться своей меланхолии, любви к искусству, увлечению астрономией, экзотическими животными, прекрасными женщинами и часами.

От тюрьмы, а может быть, и чего-то пострашнее карлика спасло вмешательство королевского советника, Вольфганга Румпфа.

– Да уж. Для человека, никогда в жизни не бывавшего в столице и в глаза не видевшего ее неизбывных красот, малыш неплохо осведомлен о достоинствах Праги. – Министр с усмешкой взглянул на трепещущего шута. – Какое прозорливое замечание из уст существа столь ничтожного!

– Чудесный, очаровательный город, – мечтательно пробормотал король, позабыв на миг свой гнев. – Вена меня раздражает уже одним своим видом, и Дунай ни в какое сравнение не идет с Влтавой. Разве я не провозгласил Прагу Вечным городом Священной Римской империи? И почему только государственные дела удерживают меня в продажном, как старая шлюха, городе, где мне постоянно слышится голос моей ворчливой матери? Нужно незамедлительно приготовиться к переезду в Прагу. Румпф, обратитесь сами к этим нудным советникам, опостылевшим мне своими вопросами и прошениями! Я устал от их лести и угодничества.

Министр Румпф, давно привыкший принимать бразды правления империей, особенно в те дни, когда его величество предавался меланхолии, выразил согласие низким поклоном.

– Однако, мой господин, прежде чем вы отбудете в Прагу, – сказал он, обращаясь к начищенному до блеска сапогу короля, – нам нужно, если на то будет ваша воля, обсудить судьбу вашего сына, дона Юлия Цезаря Австрийского.

– В жилах Джулио порченая кровь его матери-итальянки. Это мое наказание за связь с чужеземной шлюхой, – ответил правитель.

У Вольфганга задергалась бровь. При дворах европейских монархов уже давно укрепилось мнение, что сам император унаследовал психические расстройства – приступы меланхолии и вспышки гнева – от своей прабабушки, Хуаны Безумной Испанской, возможно, самой сумасшедшей из всех Габсбургов. И вот теперь очередь дошла до дона Юлия, демонстрирующего неопровержимые признаки фамильного умопомешательства. Незаконнорожденный сын не перенял от отца темную, угрюмую меланхолию, но являл воинственные склонности, угрожавшие всем, кому случалось находиться рядом с ним.

По крайней мере, короля Рудольфа скорее следовало называть эксцентричным, чем ужасным, а его приступы проходили довольно быстро, думал министр. Та же Хуана Испанская на протяжении нескольких лет отказывалась предавать земле тело своего супруга, ласкала его и даже спала с разлагавшимся трупом. Держать при дворе гниющее тело и королеву, которая предается с ним любовным утехам, было нехорошо, тем более когда турецкий султан Сулейман вел войну и требовал дани от южных областей. Однако же проблема с бастардом существовала и требовала неотложного решения.

– Прошлой ночью, мой господин, дон Юлий напал с ножом на собственного слугу и ранил беднягу в руку. Его задержали, и сейчас он находится в охраняемой комнате в здании суда, – рассказал Вольфганг.