Невеста ветра

– Знаешь, Чейн... я все эти годы думал лишь об одном: каким останется мое имя в памяти людей – если вообще останется? Навигаторы и корабелы, которых я воспитал до тебя, – их лица и имена отпечатались в моей памяти. Не все, конечно, были столь одаренными, как ты или он, но смею надеяться, им удалось совершить немало полезных дел... Мне бы на этом и остановиться, так нет же! Мне нужен был гениальный ученик, который бы прославился в веках, – а рядом с его именем всегда упоминали бы мое! И теперь я не понимаю, что стало причиной моего поступка – тщеславие или обычная глупость, но итог известен – Эрдан-корабел навсегда останется учителем кровожадного деспота и жестокого тирана. Я дал ему оружие, сильнее которого нет на свете, я был слеп... и мне понадобилось десять лет, чтобы прозреть. Передай... моему ученику... а впрочем, ничего ему не говори!

...шаг за каменный порог.

Чейн что-то кричит, но сквозь шум волн и свист ветра его голос не слышен.

...шаг в бездну.

Крики чаек, блеск воды. Интересно, как его встретит Великий шторм?

...всего один шаг.

Кажется, это уже было?

Солнце с шипением ушло под воду, свет померк.

Волны объяли Аламеду – и его вместе с ней...

Миновало двенадцать дней после их отплытия из безымянной гавани странного острова – Эрдан вознамерился было назвать его островом Двуликой, но передумал. Когда-то там жили люди, когда-то это странное место имело название, и мастер-корабел невольно задумался о том, что подобных секретов в их путешествии будет еще немало. Он присмотрелся к своим спутникам: все до единого заболели той странной хворью, что поражает любого несчастного, осмелившегося взглянуть на старые карты, – в их глазах светилось упрямое желание докопаться до истины любой ценой. Даже Эсме, с тех пор как «Невеста ветра» перестала донимать ее шепотами, повела себя иначе: теперь их разговоры не уходили далеко от «Утренней звезды», и целительница, как он прекрасно видел, в полной мере восприняла от капитана его одержимость поисками древнего сокровища, чем бы оно ни являлось на самом деле.

Мастер-корабел лишь посмеивался, наблюдая со стороны за Эсме и остальными.

Однажды он обмолвился о Двуликой госпоже – и тут же замер в ожидании оклика «Невесты». Ничего не произошло, но Эсме, конечно же, спросила: «Что за госпожа?»

Он поведал все, что знал. За недолгое время, что занял рассказ, рядом с ними откуда ни возьмись появился Умберто, а потом и крылан устроился неподалеку, внимательно ловя каждое слово, будто слышал эту историю впервые. Эрдан понимал, что на самом деле им хотелось посмотреть на поведение Эсме – убедиться, что она и впрямь о Двуликой не знает. Поначалу все шло именно так, как он предполагал: целительница с любопытством выслушала его, а потом пробормотала: «Удивительно...» – и только. Но внезапно Эрдану показалось, что связующая нить между Эсме и фрегатом еле заметно дрогнула; по лицу девушки пробежала мимолетная тень. «Она что-то поняла?» – изумился мастер-корабел. Если так, то Кристобаль должен был это почувствовать.

«Мне бы хотелось, чтобы ты все рассказала сама...»

Эсме словно услышала его мысли – впрочем, так оно и было – и, смущенно покраснев, пролепетала что-то невнятное об усталости и позднем времени. Мастер-корабел устало кивнул, давая ей возможность уйти; он почувствовал присутствие Кристобаля в своем сознании и спросил капитана: «Думаешь, она что-то скрывает?»

«Да... – прошелестело в ответ. – И оно лежит на самом дне ее сундука...»

Это значило, что им никогда не узнать правды.

«Конечно, мастер, нам всейправды не узнать. Но так ведь интереснее, а?»

Эрдан усмехнулся. «Мастер» – произнесенное вслух, это обращение неизбежно звучало с легкой иронией: Кристобаль всему научился сам, и гораздо больше прав на звание его учителя имела шальная молния, чем непутевый бродяга-корабел. Но сейчас он почувствовал всю искренность капитана.

«Ты прав, мой ученик».