Гости, затаив дыхание, слушали, как сплетается история. После очков Пушок принялся рассказывать о том, как они искали в заброшенном доме призрака, а обнаружили щенка симаргла. Потом — как нашли Жар-цвет и спасли горлицу от упыря. Вот только… Тайка не сразу поняла, в какой момент начались расхождения. Вроде по событиям всё верно, не подкопаешься. Но все хорошие идеи Пушок приписывал себе. Именно он всегда первым оказывался на месте и щёлкал любые задачки как орешки.
Но, несмотря на эти литературные допущения, Тайка не стала прерывать рассказчика. В конце концов, это же его мемуары.
Тем временем Пушок заливался соловьём:
— И вот героический коловерша поймал Киру за шкирку и говорит: что ж ты делаешь, кикимора окаянная! Разве можно у полуденницы пояс воровать? За это у нас в Дивнозёрье положено суровое наказание.
— Ах вот кто это был! — полуденница Поля резко вскочила и — ой! — треснулась затылком о скошенный чердачный потолок.
— А чё сразу я? — заверещала Кира. — Не было такого! И вообще, это всё Клара!
Кикиморе повезло, что она сидела далеко от полуденницы и той пришлось бы долго продираться сквозь толпу, чтобы схватить воришку.
— Ужо найду потом! — Поля угрожающе потрясла серпом.
— Дурацкие у тебя сказки, — Кира показала Пушку язык. — Пойду-ка я отседа подобру-поздорову.
Вместе с ней ушли несколько кикимор — то ли из солидарности, то ли из-за страха перед Полей: вон она какая грозная! Прочие же слушатели стали подбадривать коловершу:
— Что там дальше было? Рассказывай, не томи!
И он, сияя, продолжил:
— А вот ещё было дело: завёл наш леший себе мобильник. Для отсталых поясняю: это такая штуковина из мира смертных, для передачи писем, фотографий…
— Как вязовые дупла? — деловито уточнил банник Серафим.
— Намного лучше! Но пришла беда — мобильник-то украли. Пригорюнился наш Гриня. Что же делать? Разумеется, обратиться к лучшему детективу Дивнозёрья и ведьме, его помощнице…
Где-то на задних рядах послышались всхлипывания. Потом — сдавленные рыдания.
— Что происходит? — насупился Пушок.
— Простите. — Водяница Веселина вскочила и, размазывая слёзы, принялась проталкиваться к выходу, бормоча: — Ох, позор, карасики-пескарики, какой позор!
— Зря ты про энто дело вспомнил, — пожурил коловершу Гриня. — Мы же всё выяснили тогда. Веселинка хорошая и мобильник взяла случайно. По дурости, так сказать.
— Ты мне только что всю интригу испортил! — Пушок захлопал крыльями. — Кому интересно слушать детектив, когда заранее известно, кто преступник? Знаешь, как это называется? Спойлер! Так нечестно!
— А Веселинку позорить честно? Знаешь, не хочу я больше твоих рассказов! Потому что сплетник ты. Головой сперва думать надо, а потом языком молоть, — Гриня в сердцах стукнул кулаком по стене так, что дрогнули брёвна. — Шиш тебе, а не афиши на моих деревьях. Понял?
Леший, шумно сопя, затопал вниз по лестнице. Когда его шаги стихли, Пушок выдохнул:
— Уф… Так я продолжу?
— Да поздно уже, спать пора, — подал голос Сенька. — Давайте по домам, ребятушки?
Другие домовые закивали. Все, кроме Никифора. Он ведь и так уже был дома.
— Неужели вам тоже не понравилось? — На Пушка было жалко смотреть: он прижал уши, опустил усы.
— А кому понравится, коли ты Сеньку при всех алкашом чихвостишь? А про его помощь не упомянул даже. Кто с вами заклинанием от часоглотов поделился, а? — Марьяна подхватила опустевшую кастрюлю и пошла к выходу. Напоследок ещё обернулась и припечатала: — Фу таким быть.
Гости начали вставать, прощаться. У лестницы образовалось небольшое столпотворение. Когда засобирались даже дикие коловерши, Пушок дрогнувшим голосом крикнул им вслед:
— И вы туда же? Только не говорите, что вам тоже пора спать. Мы же с вами ночные создания.
— Ты вроде умный, но порой дурак дураком, — скривила мордочку Ночка. — Мог бы и сам догадаться, что не так.
— А вот это знаешь как называется? Пассивная агрессия!
— Активную мы тоже могём, — Дымок махнул лапой, метя Пушку в ухо, но тот ловко увернулся.
— Ребят! Ну вы чего?
— Не понимаешь? У ведьмы своей спроси, почему ей за тебя стыдно. Вон она какая красная сидит.
— Ой, ну и валите! — Пушок отшвырнул свою тетрадку. — Ничего вы не понимаете в литературе! И вообще в искусстве!
— Да тут не в литературе дело… — начала было Тайка, но Пушок, презрительно фыркнув, вылетел в слуховое окно.
— Не переживай, Таюшка-хозяюшка, — домовой Никифор погладил её по плечу. — А то не знаешь нашего пострела. Одумается — вернётся.
— Надеюсь…
— А что, продолжения не будет? — пропищал кто-то из юных мавок. Остальные зашикали на неё и подтолкнули в спину.
— Идём-идём.
Когда на чердаке остался только Никифор (а также гора грязной посуды, крошки, фантики от конфет, сухая трава и болотная тина с отпечатками чьих-то пяток), Тайка со вздохом огляделась в поисках швабры и тряпки.
— Иди-ка лучше спать, хозяюшка, — домовой заслонил швабру широкой спиной. — Утро вечера мудренее. Я сам всё приберу.
Согласиться сразу Тайке не позволила совесть.
— Но тут так грязно. Ты же всю ночь провозишься.
Никифор в ответ лишь улыбнулся:
— Как там грится? Искусство требует жертв!