Иван принялся перебирать кассеты.
— Вот, «Смерть ей к лицу» с Голди Хон и Брюсом Виллисом, «Исповедь невидимки» с Чеви Чейзом, «Бешеные псы» Тарантино, «Полицейская академия — три», «Смертельное оружие» с Гибсоном, тоже третий фильм…
— А наших никаких нет?
Иван вытянул кассету.
— Вот — «Гений», с Абдуловым.
— Я не видела, а ты?
— Я — тоже.
Иван поставил «Гения» и они продолжили ужин.
Вечер убывал, переходя в ночь. Артисты уехали, сцена осталась. Часть школьников погрузилась в автобусы и уехала. Люся не досмотрела фильм, свернулась на краю широкой постели калачиком и уснула. Иван досмотрел.
В десять он набрал номер ноль девять и доложил, что «Абонент Кислород ничего не видел», потому что не знал, как сложится дальнейшее дежурство и решил доложить полковнику об услышанном разговоре и записи — уже потом, когда вернется в Москву.
Ему понравилась песня в финальных титрах фильма, которую пел Абдулов. Он несколько раз ее прокрутил, чтобы запомнить текст и напевал негромко:
Что-то скребло в душе и он вспомнил, что отец очень любил песню на стихотворение Ярослава Смелякова: «Если я заболею…», в стихах Шпаликова сквозила фатальность и грусть, в стихотворении Смелякова ярость борьбы, это Ивану нравилось больше.
Иван продекламировал по памяти финальные строки:
—
Иван притушил свет в комнате, чтобы он не мешал спящей Шкребко, и, взяв с собой плеер, вышел во двор. Площадка опустела. По периметру светили фонари. Охрана снесла столики и стулья к воротам, чтобы утром все увез грузовик. Сцену разбирать не стали, но куда-то унесли динамики и электронику, видимо, чтобы не подпортила роса.
Иван обошел двор, машины поменялись, уехал Ягуар и «В», добавились два мерседеса и микроавтобус. Он прочитал номера, подумал: «запомню ли?», Хоть весь день, по сути, и не работал, если не считать бабку Сперанскую, но усталость все — равно одолела. Резь в глазах и голова тяжелая.
Он в уме продолжал напевать Смеляковский текст: «Не больничным уйду коридором, а млечным путем».
Иван из штабеля стульев выбрал один, занес его под навес в тень, в дальний угол, чтобы от дома не было видно его одинокую фигуру и, усевшись, распутал провод наушников, включил плеер сразу в режим прослушки, провел микрофоном по окнам. Сначала первого этажа, затем второго, и третьего. Где-то слышались шаги и звон посуды, приглушенные голоса прислуги. Шла уборка. Кто-то громко сказал:
— Общий сбор на четвертом этаже в бильярдном зале! Коктейли и десерт подадут туда!
На четвертом светился весь ряд окон, и Иван догадался, что именно там похоже большой зал, потому что именно с четвертого он услышал голоса. Слов разобрать не удавалось. И он уже решил отключить плеер, как в наушниках раздался мужской голос в котором Иван узнал Атарова.
— Так! Я прошу тишины!
Требование сработало.
— Сейчас перед вами выступит человек, который в представлении не нуждается. — сказал Атаров. — Прошу слушать внимательно.
— Добрый вечер, ребята…
Иван этот голос уже где-то слышал. Но никак не мог вспомнить где. То ли по радио, то ли из телевизора. Это какой-то известный человек. А вот образ его Иванова память никак не могла подобрать. Но что-то нерусское: Вардунас, Пердулис, Маргулис?
«Нет, не вспомню, — подумал Иван, — но я его видел в телевизоре и голос запомнил, а фамилию нет»!
— То, что вы услышите сейчас, очень важно для вас, родившихся в СССР.
Я обращаюсь именно к вам, потому что уже тогда вы жили в другой атмосфере, в других условиях. Вы носили не такую одежду, как большинство ваших сверстников, вы слушали другую музыку, смотрели другие фильмы и имели другие игрушки.
Уже тогда вы понимали, и не без оснований, что люди «за бугром» живут лучше, сытнее и богаче рядовых жителей СССР.
Уже тогда подспудно вы не принимали внушаемую данность, что СССР в то время и Россия сейчас ваша Родина, страна в которой вам хотелось бы жить.
Почему так случилось?
Потому что, живя в СССР, ваши семьи уже тогда обладали средствами, способными обеспечивать вам эту «сладкую» жизнь.
Мы, ваши родители, сумели привести к власти слабовольного, самовлюбленного лидера коммунистической партии. Нам удалось, не без помощи западных друзей, окружить его агентами влияния, а он очень благодушно приветствовал такую поддержку и объявил о реформировании политической и экономической ситуации в стране, назвав ее перестройкой, даже подвел под это фактическое начало уничтожения страны идеологическую основу, назвав ее «Новое мышление».