— Верно! Пока вы члены нашей семьи, а все мы большая семья, вы неподсудны, вы выше закона. Связи и деньги вот ваша сила. Везде, где сможете, насаждайте главную идеологию, с помощью которой сможете управлять быдлом — потребление. Превращайте их из организованных коллективов в разобщенных, радеющих лишь о собственном брюхе и задницах клиентах и потребителях. Ссорьте людей между собой. Пусть живут по древнему закону Рима: «человек человеку — волк». Не давайте им объединяться. Каждый сам за себя! Вот основной закон современного общества. Не любовь и дружбу должны они испытывать в отношении друг друга, а ненависть и презрение, страх и преклонение перед сильным и богатым и презрение к слабым и бедным. Вы последние, кто учился в школе еще по советским программам. Мы уже меняем их. Заказали новые учебники. И через пять — десять лет школы покинут безграмотные и бездуховные выпускники, для которых слово родина ничего не значит, а история — утомительное чтиво. Так надо. Кто не помнит прошлого — у того нет и будущего. Они станут вашей армией потребителей и избирателей. На них делайте ставку. Обещайте им все что угодно. Выполнять не обязательно. Тогда с этой массой доверчивого тупого дерьма, называющего себя народом, вы сможете делать все, что вам нужно.
Иван старался понять, что ему напоминает речь этого неизвестного, но очень знакомого дядьки и вдруг вспомнил, что точно также на последней школьной линейке говорил директор школы. Напутствовал выпускников, только говорил он совсем другие слова и донести хотел смыслы совсем иные. Говорил он о величии Страны, о важности любви к Родине, об ответственности и дружбе. О мощи страны и значении армии для ее жителей и спокойного развития. А эта речь перед современной молодой элитой, словно вывернутая на изнанку, беспощадная, циничная и наглая. Понятно, почему он не может с ней выступить перед всеми. Пока не может, но очень хочет приблизить то время, когда открыто с трибун и экранов заявит народу: нет больше ни страны такой Россия, ни Родины! Забудьте о них. А если бы основатели фундамента коммунизма и социализма услышали, как их слова цитируют враги, как искажают и разрушают идеологию — перевернулись бы в гробах своих.
Иван увидел, что во дворе появился охранник. Тот, видимо, заметил одинокую фигуру под навесом, потому что двигался точно в его направлении и осветил Ивана фонарем.
— Кто здесь? — спросил охранник, крутя в руке резиновую палку.
— Медицина, — отозвался Иван. Он еле справлялся с охватившей его дрожью. Зуб не попадал на зуб и совсем не от холода. — Отдыхаю, музыку слушаю.
— Кому не спится в ночь глухую? — пошутил охранник. — Шли бы вы, доктор, спать. К утру еще похолодает, замерзнете.
— Да там напарница спит. — Смущенно объяснил Иван причину своего бдения. — А кровать одна. — он все-таки не справился с волнением и последние слова произнес стуча зубами.
— Ну и закатился бы ей под бочок. Девушка фигуристая. Да вы замерзли! — Охранник поманил палкой, — давайте по койкам, не положено тут сидеть. Сейчас собак выпустят побегать. Их и так два лишних часа в клетках продержали. Звери они! Если б я не пришел, остались бы мы без медицины.
Пришлось Ивану вернуться в комнату. Люся, все также калачиком свернувшись, спала, только скинула свою зеленую «кожу» и заползла под одеяло. Иван, сходил, принял душ и улегся с краю, свернув покрывало в рулон и уложил его между собой и Люсей как барьер.
«Между нами лежал кинжал», — вспомнил он фразу из какого-то старинного фильма [24]
, в котором мужчина — горец ночевал в одной палатке с девушкой.Он проснулся от солнечных лучей, проникших в щели занавесок, и от того, что Люсин нос сопел в Иваново ухо. И от этого ветерка по шее и спине бежали мурашки.
На часах полседьмого утра. Иван подумал, что это дежурство оказалось самым необычным в его короткой медицинской практике.
Глава девятая
Полковник убрал кассету. В кафе народу мало. Музыка играет тихо. Они встретились еще днем, как стало принято называть на американский манер это время дня — после «ланча».
Как и планировал Иван, вернувшись в «конспиративную» квартиру после странного дежурства в особняке олигархини Маркевич, он позвонил в справочное бюро и назвал первую фамилию мужчины пришедшую на ум: Иванов Борис Васильевич. Почти сразу ему продиктовали адрес кафе для встречи и время — три часа дня.
Москвичов явился лично, хотя на последней встрече предупредил Ивана, что может прийти «человек от него», который обычный курьер и выслушав все, сообщенное Иваном, передаст полковнику слово в слово.