Невидимые руки

На площадке перед главным входом в больницу я повернулся и посмотрел на ряды серых матовых окон, через которые невозможно увидеть, что происходит внутри. Я подумал о непомерном количестве страданий, укрытых за ними от постороннего взгляда, о страхах, одолевающих и самих больных, и близких им людей, родственников, друзей, знакомых, которые в это самое мгновение мучаются ощущением неизвестности и ожиданием самого худшего, что только может с ними произойти, — бессмысленной болью перед неизбежной смертью. Я подумал, что если переходить из одной палаты в другую, то можно встретить такую массу тяжелобольных людей, что по мере этого импровизированного обхода придется невольно забывать тех, кого ты только что видел, потому что в следующей палате лежит пациент в куда более жутком состоянии, чем в предыдущей, увидев которого ты и не вспомнишь, какое сочувствие испытал только что, всего несколько минут назад, когда тебе казалось, что ты видишь человека, достигшего предела страданий. И наконец, подумал я, независимо от того, познакомился ты с сотней или тысячей пациентов, всех ли ты выслушал внимательно или не всех, ты будешь испытывать истинное сочувствие лишь к единицам, к тем последним, кому оказалось хуже всего.

Пока я сидел на вокзале, на мобильный пришло сообщение: «Когда у вас будет свободное время? Ингер». То, что она узнала номер моего телефона, меня не удивило, напротив, я даже обрадовался и ответил, что могу прийти хоть сейчас, если это ее устроит.

Собирался позвонить ей от парадной, но вдруг увидел окошко в полуподвальном помещении, от уровня мостовой на пол-этажа вниз. Там стоял мусорный контейнер, несколько ваз с увядшими цветами, а в углу видна была, если наклониться через перила, дверь с маленьким оконцем. Оконце в двери было темным, но из-под навеса над большим окном в цокольном этаже светил слабый желтый свет.

Я спустился по ступенькам, прижался лицом к стеклу и прикрыл глаза рукой. Стекло запотело, но все-таки кое-что было видно. Комната была обставлена по-старомодному: семейные фотографии на стенах, камин, стенные часы, низкий столик, два стола и диван. В углу стояла украшенная елка, в кресле сидел мужчина. Он сидел неодетый, скрестив ноги и закрыв глаза, рот приоткрыт, руки на подлокотниках, словно он собирался встать, но передумал. Из его уха свешивался проводок от наушника.

Поднявшись к Ингер, я спросил, знает ли она что-нибудь о квартире в полуподвальном этаже. Она сказала, что это, вероятно, квартира консьержа, но потом засомневалась, есть ли в доме консьерж. «Я не видела никого за все годы, что живу здесь».

Она подумала и заменила «я» на «мы».

В соседней комнате стоял компьютер, я увидел голубой отблеск экрана через двери. Она пригласила меня, открыла дверь в комнату, которая оказалась спальней и не была освещена. Шторы задернуты, светился только экран. В углу перед столиком стояли два складных стула. Почему два? Второй для меня? Она приготовилась еще до моего прихода? Она села и придвинула поближе пустой стул. Я осмотрелся. Вид неприбранной постели смутил меня, но казалось, что она не придавала этому значения. Я сел. Спальня была пропитана запахом Ингер, чуть-чуть сладковатым. Здесь она спит. Ее тело беспокойно мечется ночью по простыням, она вздрагивает, просыпается, пытается припомнить обрывки снов. Так происходит каждую ночь. Она видит сны, которые продолжаются по несколько секунд, а кажется, длятся вечно, такие же тяжелые, как и мысли, одолевающие ее, когда она не спит, или даже еще хуже, еще мрачнее. А может быть, сны к ней не приходят и по вечерам она проваливается в черную пустоту без сновидений?

— Вот что я хотела вам показать, — сказала она. Ее светлые волосы были собраны в узел на затылке.

На экране красовался рисунок лабиринта. В середине вращался мерцающий алмаз. Не могу сказать, что часто проводил время за компьютерными играми, но даже по моему довольно скромному опыту графическое решение показалось мне сделанным со вкусом. Над лабиринтом расплывчатыми буквами было написано: «Нашествие демонов», под ними светлым шрифтом, который стал виден только тогда, когда Ингер перевела курсор на пентаграмму, которая тоже плавала по кругу, значилось: «Пригласи гостя поиграть в „Глаз Хольгорда“».

— Они играли в эту игру, — сказала она.

Она кликнула на надпись, и лабиринт тут же раскрылся: нас буквально втянуло в него, и мы помчались из одного коридора в другой.

— Они? — спросил я. — Разве участников было много?

— Не знаю. Думаю, что не очень много. Только те, с кем она познакомилась за время игры.

Наша гонка закончилась перед дверью с блестящими заклепками и довольно мрачной железной накладкой в виде креста. Под замочной скважиной появилась надпись: «Введите пароль». Ингер кликнула мышью, появилась белая рамка для пароля.

— Я пробовала войти, — сказала она, — но у меня не получается. Не понимаю… Может быть, они не позволяют вводить новый пароль, если с этого компьютера уже велась игра? А старого пароля я не знаю. Вам ничего не приходит в голову?