Невидимый человек

На меня хлынула толпа, и я, услышав единичный взрыв, упал в пучину мельтешащих ног и галош, на утоптанный снег, обжигающий мне руки. Над головой прозвучал еще один выстрел, похожий на хлопок лопнувшего пакета. Кое-как я поднялся на ноги и посмотрел наверх, где из волнующегося моря голов вынырнула рука с зажатым в ней пистолетом, а в следующее мгновение его обладателя уже утянули вниз к заснеженной земле и принялись топтать — слева, справа, — сопровождая пинки негромкими, но напряженными, нарастающими звуками, какие издают при отчаянном усилии; натужно ухали, тихо выплевывали тысячи проклятий, преисполненных жгучей ненависти. Пристава подняли на ноги и погнали сквозь строй, наподобие приговоренного к наказанию шпицрутенами, и какая-то женщина, с лицом как бесцветная маска с черными прорезями для глаз семенила рядом и колошматила его каблуком своей туфли, прицельно била, снова и снова, пока не появилась струйка крови. Вдруг я заметил, как через улицу, сверкнув в воздухе, поплыла пара наручников. От толпы отделился мальчонка, чью голову украшала элегантная шляпа судебного пристава. А того вертели, крутили, а потом погнали по улице, осыпая градом ударов. Я был вне себя от волнения. Вслед за приставом потекла людская масса, толкаясь как великан, пытающийся развернуться в узком ущелье, — одни хохотали, другие выкрикивали проклятья, третьи напряженно молчали.

— Этот скотина напал на бедную старуху, — отчеканила пуэрториканка. — Видали такого гаденыша, чернокожие? Разве он похож на джентльмена, спрашиваю я вас? Этакая скотина. Отплатите ему за все, чернокожие. Воздайте скотине сторицей! Отплатите ему до третьего и четвертого рода. Бейте его, наши славные чернокожие. Защищайте своих женщин! Отплатите наглой бестии до третьего и четвертого рода!

— Мы обездоленные люди, — что есть мочи закричал я, — обезземеленные, и мы хотим помолиться. Давайте войдем в дом и помолимся. Проведем молитвенное собрание. Нам понадобится пара стульев, чтобы сидеть или… опираться, преклоняя колено. Нам нужны стулья!

— Вон там лежит несколько, — указала на стулья стоявшая на тротуаре женщина. — Занесем их в дом?

— Конечно, — ответил я, — все берите. Заберите, спрячьте это барахло! Верните его на место. Оно мешает движению по проезжей части и тротуару, а это нарушение закона. Но мы-то законопослушные, поэтому давайте расчистим улицу от завала. Уберем с глаз долой! Спрячьте это, скройте их позор! Скройте наш позор! Ну же, парни, — прокричал я, а потом сбежал по ступенькам вниз, схватил стул и вернулся обратно, больше не переживая и не думая о природе своих поступков. Последовав моему примеру, остальные тоже принялись заносить мебель в дом.

— Нам бы сразу так, — заметил кто-то.

— Да уж, черт возьми.

— Как я рада, — вздыхала какая-то женщина. — Как рада.

— Чернокожие, я горжусь вами, — пронзительно крикнула пуэрториканка. — Горжусь!

Мы занесли кое-что из мебели в темную, пропахшую кислой капустой квартирку и сразу же вышли за новой партией. Мужчины, женщины и даже дети под крики и смех тащили внутрь различные предметы обстановки. Помощники пристава, насколько я мог судить, увеялись. Потом на улице я увидел, как мне почудилось, одного из них. Он затаскивал кресло.

— О, вы тоже законопослушный, — промолвил я, прежде чем понял, что обознался. Это был белый, но другой.

Молодой человек рассмеялся в ответ и вошел в дом. Я увидел еще несколько белых — мужчин и женщин, — стоявших без дела и радостно приветствовавших каждый предмет мебели, заносимый обратно в дом. Было ощущение праздника. Мне хотелось, чтобы оно длилось вечно.

— Кто эти люди? — поинтересовался я, стоя на лестнице.

— Какие люди? — переспросил меня кто-то.

— Вон те, — показал на них я.

— Вы о тех белых?

— Да, что они здесь делают?

— Мы друзья народа, — ответил один из них.

— Какого народа? — спросил я, готовый ринуться к ним, если вдруг услышу «твоего народа».

— Мы друзья простого народа, — крикнул он. — Мы пришли помочь.

— Мы верим в братские отношения, — сказал другой.

— Тогда берите тот диван и тащите его сюда, — предложил я. Мне было не по себе от их присутствия, но, к моему разочарованию, они присоединились к толпе и стали затаскивать выставленные вещи обратно в дом. Где-то я о них уже слышал…

— А не устроить ли нам марш протеста? — сказал мимоходом один из белых.

— Давайте пойдем маршем! — выкрикнул я моментально в направлении собравшихся на тротуаре.

Они тут же подхватили.

— Все на марш…

— Отличная идея.

— Айда на демонстрацию.

— Устроим шествие!

Послышался звук сирены, и в ту же секунду из-за угла вылетели патрульные машины. Полиция! Я смотрел в толпу, стараясь разглядеть выражения лиц, и слышал возгласы: «копы» и «пусть идут!».

«К чему все это приведет?» — размышлял я, наблюдая, как белый мужчина вбежал в дом, а полицейские выскакивают из машин и бегут в нашу сторону.

— Что здесь происходит? — обратился к присутствующим полицейский с золотым жетоном.

Стало тихо. Никто не проронил ни слова.

— Так что же здесь происходит, — повторил он. — Ты, — окликнул он, указывая прямо на меня.