Читаем Невидимый человек полностью

Он пересек кафе энергичной пружинистой походкой, а я присел за свободный столик и стал за ним наблюдать. В кафе было тепло. Смеркалось, за столиками сидели немногочисленные посетители. Незнакомец подошел к стойке с уверенностью завсегдатая и сделал заказ. Его манера держаться, беглый взгляд, которым он окидывал ярко освещенные стеклянные витрины с выпечкой, напоминали поведение проворного зверька, мелкой шавки, нацелившейся на самый лакомый кусок пирога. Стало быть, он слышал мою речь… хорошо, посмотрим, о чем пойдет наш разговор, думал я, глядя, как энергично он движется в мою сторону, перекатываясь с пятки на носок и подпрыгивая на каждом шагу. Он как будто специально обучался такой походке; у меня складывалось впечатление, что в нем было что-то театральное, далекое от реальной жизни… но эту мысль я немедленно отмел: и без того все события второй половины дня казались мне нереальными. Не озираясь по сторонам, он подошел прямиком ко мне, словно знал наперед, что я займу именно этот, а не любой другой свободный столик. Поверх каждой чашки он удерживал по блюдцу с десертом, потом ловко положил все это на стол и, опустившись на стул, пододвинул ко мне один из наборов.

— Думаю, чизкейк вам понравится, — сказал он.

— Чизкейк? — спросил я. — Впервые слышу.

— Вкусная штука. Сахарку?

— После вас, — ответил я.

— Нет, после вас, брат.

Задержав на нем взгляд, я бухнул в кофе три полные ложки сахара и передал ему сахарницу. Мне снова стало не по себе.

— Спасибо, — сказал я, подавляя желание оторвать ему башку за это постоянное «брат».

Он улыбнулся и, проткнув вилкой свой чизкейк, затолкал себе за щеку непомерно большой кусок. Воспитание хромает, подумал я и, стараясь представить его себе в менее выгодном свете, отковырнул нарочито маленький кусочек сырной субстанции и аккуратно положил в рот.

— Знаете, — начал он, сделав большой глоток кофе, — пожалуй, мне не приходилось слышать столь красноречивое выступление со времен моего… одним словом, давно. Вам быстро удалось расшевелить собравшихся. Не понимаю, в чем секрет. Жаль, что там не было некоторых из наших ораторов. Всего несколько фраз — и народ рвется в бой. Другие бы на вашем месте предавались словоблудию. Хочу поблагодарить вас за весьма поучительный опыт.

Я молча цедил свой кофе. Этому человеку я не просто не доверял, а даже остерегался вообще что-либо отвечать.

— Чизкейк здесь весьма достойный, — заметил он прежде, чем я успел выдавить хоть слово. — Недурен, даже очень. Кстати, где вы обучались ораторскому искусству?

— Нигде, — ответил я с излишней поспешностью.

— Так у вас талант. Врожденный. Просто невероятно.

— Не сдержался, и все тут, — ответил я, чтобы посмотреть на его реакцию.

— В таком случае вы умело контролируете свой гнев. Выразительно. В чем причина?

— В чем? Думаю, мною двигала жалость, не знаю. Возможно, мне просто захотелось толкнуть речь. Люди чего-то ждали, вот я и сказал несколько слов. Можете мне не верить, но я понятия не имел, о чем буду говорить…

— Да ладно вам. — Он многозначительно улыбнулся.

— В смысле? — сказал я.

— Не пытайтесь казаться циничным, я вижу вас насквозь. Видите ли, я слушал вас с большим вниманием. Вы говорили крайне эмоционально. От души.

— Пожалуй, так, — ответил я. — Может, один взгляд на этих стариков о чем-то мне напомнил.

Он весь подался вперед, не отводя от меня глаз и по-прежнему улыбаясь.

— Вспомнили близких?

— Да, точно, — согласился я.

— Могу понять. Вы наблюдали смерть…

Я выронил вилку.

— Но не убийство, — напряженно проговорил я. — К чему вы клоните?

— «Смерть на тротуаре», название детектива, что ли… недавно попалось на глаза… — Он рассмеялся. — Некая метафора. Живы, но мертвы. Мертвы по жизни… единство противоположностей.

— Ага, — кивнул я. Зачем он завел этот двусмысленный разговор?

— Знаете, этот старик… все они люди аграрной эпохи. Их перемололи в процессе индустриализации. Выбросили на свалку, отвергли. Вы это точно подметили. Восемьдесят семь лет — и ничего в итоге, так вы сказали. И были правы.

— Вероятно, я не мог видеть их в таком положении.

— Безусловно. И вы произнесли впечатляющую речь. Но не стоит растрачивать запас душевных сил на отдельных граждан, они не в счет.

— Кто не в счет? — переспросил я.

— Те старики, — безжалостно заметил он. — Печально, понимаю. Но их больше не существует, они мертвы. История через них переступила. К несчастью, помочь им уже нельзя. Так отрезают сухие ветки, и дерево вновь начинает плодоносить, иначе их все равно сломают исторические бури. Да, лучше б их унесло бурей…

— Подождите…

— Нет, дайте мне договорить. Этим людям много лет. Человек старится, типы личности устаревают. Те двое сильно устарели. У них не осталось ничего, кроме веры. О другом они и не помышляют. Их отодвинут на задний план. Понимаете, они мертвы, поскольку не в состоянии соответствовать историческим реалиям.

— А мне старики симпатичны, — сказал я. — Они напоминают моих знакомых с Юга. Мне понадобилось много времени, чтобы это осознать, но мы с ними одним миром мазаны, разве что у меня несколько лет колледжа за плечами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века
Шкура
Шкура

Курцио Малапарте (Malaparte – антоним Bonaparte, букв. «злая доля») – псевдоним итальянского писателя и журналиста Курта Эриха Зукерта (1989–1957), неудобного классика итальянской литературы прошлого века.«Шкура» продолжает описание ужасов Второй мировой войны, начатое в романе «Капут» (1944). Если в первой части этой своеобразной дилогии речь шла о Восточном фронте, здесь действие происходит в самом конце войны в Неаполе, а место наступающих частей Вермахта заняли американские десантники. Впервые роман был издан в Париже в 1949 году на французском языке, после итальянского издания (1950) автора обвинили в антипатриотизме и безнравственности, а «Шкура» была внесена Ватиканом в индекс запрещенных книг. После экранизации романа Лилианой Кавани в 1981 году (Малапарте сыграл Марчелло Мастроянни), к автору стала возвращаться всемирная популярность. Вы держите в руках первое полное русское издание одного из забытых шедевров XX века.

Курцио Малапарте , Максим Олегович Неспящий , Олег Евгеньевич Абаев , Ольга Брюс , Юлия Волкодав

Фантастика / Фантастика: прочее / Современная проза / Классическая проза ХX века / Прочее