Невинная для дракона

— Хватит, — прорычал я.

Женщина замолкает, плотно сжимая губы, шумно дыша через нос, смотрит неотрывно и как-то обиженно. Скольжу взглядом по изящному обнаженному телу, сияющему в рассветных сумерках, как снег на темных простынях. Ее бледные бархатные щеки окрашиваются пунцовым оттенком. Диар вдруг широко улыбается, белые зубы мелькнули в опутавших лицо непослушных, сбившихся от сна локонах. Она задорно подставляет кулачок под подбородок и с присущей ей детской наивностью с интересом смотрит на меня. Все во мне каменеет. Диар умеет скрасить острые слова своим зрелым, умелым очарованием. И как у нее получается сочетать в себе невинность и распутность? И все же она не должна слишком углубляться в его личную жизнь. Это опасно. Для многих.

Диар вдруг подается вперед и впивается в мои губы. Я больно пронизываю ее густые волосы пальцами, углубляя поцелуй.

— Ты не сможешь от меня так просто отделаться, Айелий, — шепчет горячо в губы, и я отталкиваю ее от себя.

Диар падает в мягкою постель, открывая мне свое роскошное тело с полными грудями, розовыми, как бутоны, сосками. Она сомкнула стыдливо колени, пронаблюдав за моим жадным взглядом, и прикусила кончик мизинца, улыбнулась.

Я не чувствую ревности, хоть понимаю, что Диар после моего ухода встанет и пойдет к нему примется беспрекословно исполнять его желания, снося его измывательства. Скорее мне было ее жаль. Я выпрямляюсь, подхватываю пояс и плащ и, не говоря ни слова, выхожу из комнаты, оставив Диар одну.

Комната, где мы встречались с Диар, находилась в северном крыле замка — самой нежилой его части, где вместо бархатных тканевых стен голые камни, а вместо мягкой изящной мебели массивные кресла и кровати.

Пройдя каменный полутемный коридор с выбоинами в толстых стенах под потолком, я оказываюсь на лестничной площадке, минув недлинный пролет, спускаюсь на ярус ниже и ощущаю, что воздух здесь иной: повеяло сухостью и запахом шалфея. Но стоило выйти на крепостную стену из темной арки, и я прищуриваюсь от моросящего тумана, что сходит с лесистых темно-изумрудных холмов и падает тяжелым водяным панцирем на замок. Пройдя несколько башен, вновь начал подниматься по теперь уже каменным скользким ступеням. С каждым шагом мои волосы становятся более влажными, как и плащ, в который я кутаюсь, всматриваясь в грузное пасмурное небо. Оседающий туман забивает мутной пеленой лощины, скапливается густо в низинах и вымоинах, скрывая под собой реку, канавы, дворы, крыши, каменистые обрывы и глубокие рвы. Но вниз я почти не смотрю. Меня с такой силой тянет в небо, внутренний огонь подталкивает пронизать всю эту серость и окунуться в утренний свет. От одного представления этого я не чувствую каменного пола под собой. Все же ночь с Диар была на пользу, иначе не добрался бы до своих покоев.

В дверях меня тут же встретил лакей. Приняв с учтивостью влажный плащ, он удалился. Войдя внутрь, я на ходу стягиваю тунику, а затем и рубашку, откидываю все на кушетку.

Трудно стало с Диар. В последнее время она слишком настойчива, но разорвать с ней связь я не смогу, в этом она права. Я встряхиваю головой, выкидывая ее из мыслей, такую настырную, раскрепощенную, весьма красивую женщину своего герцога. Выдыхаю ровно, но крылья носа все равно вздрагивают и сужаются. Ее не должно быть много во мне, в моей жизни, и вообще никого не должно быть. Внутри все горит и бурлит. Я еще чувствую себя в ней.

Я шагаю к громадному, почти во всю стену, окну. Лакеи еще спозаранок подняли портьеры, чтобы впустить в эти вечно сумрачные покои хотя бы немного света. Помимо того, что окно выходило на север, сама комната была холодной и пасмурной, мрачность добавляли огромные гобелены на стенах, мебель из красного дерева, камин. Здесь я прожил большую часть своей жизни и уже ко всему давно привык, сросся.

Усмехаясь над мелькнувшей мыслью, оглядываю сводчатый выложенный фреской потолок, тонувший в сумраке.