Невинные

Желание пылало жарче, чем любое чувство, когда-либо им испытанное, неистовей, чем любовь к близким, даже чем любовь к Богу.

Святые отцы отнесли его обратно в монастырь, который он считаные минуты назад покинул невинным послушником, собиравшимся вот-вот принести присягу Богу. Они остановились перед гладкой голой стеной, преобразившейся в дверь. За годы пребывания здесь Рун даже не ведал о ее существовании.

Он ведал так мало обо всем.

Святые отцы понесли его вниз, туда, где он узрел за столом знакомую фигуру отца Бернарда с гусиным пером — своего наставника, своего советника во всех делах. Казалось, учеба Руна еще не окончена.

— Мы принесли его к тебе, отче, — сказал священник, державший десницу Руна. — Он был повержен на погосте, но еще не вкусил иной крови.

— Оставьте его мне.

— Он пребывает в опасном состоянии, — возразил тот же священник.

— Ведаю ничуть не хуже вашего, — Бернард поднялся из-за стола. — Покиньте нас.

— Как пожелаете.

Святой отец отпустил руку Руна, уронив его на каменный пол, и направился прочь, увлекая собратьев за собой. Долгое время Корца просто лежал, вдыхая запахи камня, плесени и старого тростника.

Бернард хранил молчание.

Рун прятал лицо от наставника. Он любил Бернарда крепче, чем собственного отца. Клирик учил его мудрости, доброте и вере. Бернард был для него образцом, человеком, каким Рун всегда уповал стать.

Но прямо сейчас Корца знал лишь одно: он должен утолить свою жажду или погибнуть при попытке. Одним прыжком одолев разделяющее расстояние, он вместе с Бернардом рухнул на пол.

Тело упавшего под ним священника оказалось диковинно холодным.

Рун рванулся к его шее, но жертва увернулась с невероятной скоростью, откатившись в сторону и встав на ноги рядом. Как он может быть настолько проворным?

— Будь осторожен, сын мой, — звучный голос Бернарда остался спокойным и ровным. — Вера — твое ценнейшее достояние.

В глубине горла Руна зародилось шипение. Теперь вера значения не имеет. Значение имеет только кровь.

Он прыгнул снова.

Бернард перехватил его, повергнув на пол. Рун боролся, но старик пригвоздил его к плитам, оказавшись намного сильнее, сильнее чудища, преобразившего Руна, сильнее даже святых отцов, принесших его сюда.

Отец Бернард оказался твердым, как кремень.

Не есть ли эта сила доказательство могущества Божия против зла, угнездившегося в Руне?

Но тело его бунтовало против подобных мыслей. На протяжении всей долгой ночи Рун продолжал сражение с клириком, отказываясь внимать ему, неизменно пытаясь добыть глоток его драгоценной крови.