И все-таки теперь Рун знал и бедствия, последовавшие за этим единственным актом милосердия, воображая глаза Элисабеты, ее лукавую улыбку, смерти и страдания, шедшие за ней по пятам.
Вероятно, если бы Бернард позволил ему умереть, он сослужил бы миру лучшую службу.
Глава 40
Элисабета прижимала Томми к боку, чувствуя, как его время от времени прошивает дрожь — наверное, при воспоминаниях об огне и взрывах. Она ни разу не видела подобного сражения — два противника летают, как ястребы, дым с визгом вырывается из невозможных пушек у них в носах, от грохота сотрясается даже воздух. Схватка наполнила ее ликованием и благоговением, но ужаснула отрока.
Оный прижался к ее плечу, ища утешения.
Элисабета вспомнила, как другая винтокрылая повозка взорвалась и скатилась в море, затонув, как корабль, получивший пробоину. Она представила, как Руна разносит в клочья, но, как ни странно, не нашла в этой картине ни капельки удовлетворения, только огорчение.
Не могла она пренебречь и ощущением пустоты от утраты. И теперь исследовала эту пустоту, понимая, что это не горе — во всяком случае, не совсем горе. Скорее мир без него стал как-то неполон. Рун всегда наполнял ее жизнь, даже тогда в замке, еще до обращения — с его частыми визитами, долгими беседами, долгим чреватым молчанием. И после той кровавой ночи он продолжал определять ее жизнь, дав ей, по сути, новое рождение. И с той поры всегда преследовал ее призрачной тенью — даже в этот современный мир.
А теперь просто исчез.
— Почти приехали, — сообщил Искариот, махнув рукой в сторону волшебного зеркала — экрана — перед ними.
Элисабета перенесла внимание вперед. Экран показывал темную береговую линию, испещренную россыпью огней. Далее к востоку на небе забрезжили бледные предвестники зари. Элисабета ощутила ее приближение в наваливающейся на нее апатии, заставляющей почувствовать себя вялой и медлительной.
Внезапно их экипаж вильнул прочь от скопления огней, отмечающих Неаполь, и повернул к тонущему во мраке участку берега под высокой горой с узенькой полоской песчаного пляжа у подножия. Верхушка горы была срезана, что выдавало в ней один из множества старых вулканов, испещривших этот район южной Италии, но его склоны давным-давно поросли густыми лесами, осеняющими глубокие озера.
— Где мы? — полюбопытствовал Томми, зашевелившись у ее бока.
— Это Кумы, — ответила Элисабета, глядя поверх макушки отрока на Искариота.
— Мы собираемся в гости к старому другу, — загадочно добавил Иуда.
Элисабета не питала особого интереса к персоне, которую Искариот может считать
Достигнув берега, их экипаж пронесся над самым песчаным пляжем, поднимая тучи пыли, и опустил их на землю в облаке песка.
Графиня почувствовала, как Томми оцепенел у нее в объятьях. Должно быть, знает, что участь его уже близка, и справедливо боится ее. Элисабета вспомнила инструкции Искариота, что она должна успокаивать отрока, разыгрывая из себя его няньку. Она покрепче обняла рукой его худенькие плечи — не потому, что была обязана, а потому, что дитя нуждается в этом утешении.
Наконец, экипаж плюхнулся на землю. Поднятый песок осыпался, открыв вид на море с одной стороны и на отвесные скалы — с другой. Искариот открыл свою дверь, впустив запахи, соли и жженого дегтя.
Все выбрались наружу.
Как только стопы Элисабеты ощутили песок, ее острых чувств коснулась иная нота.
Дуновение серных миазмов.
Она поглядела на обращенные к морю утесы этого древнего вулкана, зная, что расположено глубоко внизу, под охраной древней сивиллы.
Вход в Гадес.
Стоя рядом с ней, Томми уныло смотрел на темное море, наверное, представляя, как погибали люди там, вдали, и гадая о собственном роке. Элисабета взяла отрока за руку и ободряюще сжала его пальцы. Она будет играть свою роль, как приказано, выжидая своего часа, доколе не выпадет возможность бежать.
Окидывая взглядом эти пустые воды, Батори вновь была потрясена ощущением пустоты от утраты. И не только Руна. Она видела мысленным взором свои имения, детей, семью. Пропали все и всё.
Томми прижался к ней, и Элисабета прижала его в ответ. Отрок поглядел на нее сверкающими в лунном свете глазами. Взгляд его был полон страха, но в то же время и благодарности, что она рядом.
Он нуждается в ней.
Искариот присоединился к ним, ступив вперед, окруженный мельтешением изумрудных крылышек мотыльков, выпущенных из камеры в боку повозки. Не желая шарахаться от невысказанной угрозы, Элисабета выпрямилась еще более горделиво.
— Пора, — сказал Иуда, беря Томми за плечи.
И повернул отрока лицом к утесам — и его участи.