Невинные

Она снова мысленно перенеслась в ту ночь, вспомнила Руна в своих объятьях, их невысказанную взаимную любовь, наконец выразившуюся в жаре уст, сплетении тел, в негромких словах любви. Она знала, что происходящее возбраняется священнику, но почти не ведала, сколь крепко эти законы сковывают зверя, воистину таящегося в Руне. И едва оковы были порваны, его лик наконец показал свои клыки, свои темные вожделения, исторгнув ее из прежней жизни в одну нескончаемую ночь.

А теперь Рун, судя по всему, натравил того же зверя на другую женщину — другую, к коей явно неравнодушен.

А еще в этой привязанности Элисабета узрела свой шанс. При случае она использует их взаимные чувства против них же самих, дабы погубить обоих.

Пока же она должна удовольствоваться ожиданием. Придется отправиться с группой Бернарда, хотя к самому кардиналу она особого доверия не испытывала. Ни теперь, ни уж наверняка во время своей смертной жизни. Еще тогда она стремилась упредить Руна против Бернарда, ощущая, какие бездонные секреты таятся в бессердечной ханжеской груди последнего.

Тут ее чуткий слух уловил, как в соседнем экипаже произнесли ее имя.

— Мы не можем позволить себе риск потерять ее, — заявил кардинал Бернард. — Мы должны быть постоянно осведомлены о ее местонахождении.

— Не волнуйтесь, — ответил молодой монах по имени Христиан. — Я уже принял меры, гарантирующие это. Я буду держать ее на коротком поводке.

Заговорил еще кто-то — с сильным немецким акцентом; значит, брат Леопольд.

— Я позабочусь, чтобы принесли еще кофе.

Послышались легкие шаги от столика к переднему экипажу, где готовится пища и где смутно различается еще одно сердцебиение другого прислужника сей орды.

Оставшиеся за столом сидели молча — должно быть, каждый раздумывал о путешествии, ждущем впереди.

Она решила сделать то же самое и обернулась к Надие.

— Поведайте-ка, не связан ли с династией Романовых сказанный русский… сей Распутин? Отчего Церковь не питает к оному любви?

Возможно, удастся привлечь его на свою сторону.

Надия сидела безмолвно и недвижно, как камень, но лицо ее выдало, как она любит замалчивать секреты.

— Ваш кардинал желает, чтобы я участвовала в вашей вылазке, — напомнила Элисабета, продолжая напирать. — Будучи участницей, я должна ведать все.

— Тогда пусть кардинал вам и скажет, — Надия скрестила руки.

Уразумев, что та не уступит ни пяди, Элисабета сосредоточилась на подслушивании, но быстро утратила к нему интерес, потому что дребезг повозки, взбирающейся на длинный подъем, стал громче, заглушая большинство звуков.

Несколько минут спустя стальная дверь темницы распахнулась, впуская выразительные ароматы пищи, свет солнца и громкое биение человеческих сердец.

Вошел кардинал Бернард, сопровождаемый молодым сангвинистом Христианом. За ними следовал другой клирик, человек — по-видимому, холоп кардинала. Она узнала расхлябанный пульс из первого экипажа, где готовится еда. Она уже и сама чувствовала голод, а у сего гуся круглое брюшко, жирные ланиты, весь так и полнится кровью — этакий боров, ждущий, когда его зарежут.

— Скоро прибываем, — уведомил Бернард Надию. — Как только покинем поезд, я вверяю графиню Батори под ваш с Христианом присмотр.

— Не лучше ли будет поведать под надзор, аки арестантку? — поправила Элисабета. — Вы так мало мне доверяете, хоть я и включилась в ваше паломничество?

— Доверие надо заслужить, — ответил Христиан. — А вы в настоящее время демонстрируете грандиозный дефицит доверия.

Она подняла обе скованные руки.

— Но хотя бы по сей темнице вы могли бы позволить мне передвигаться свободно? Доколе снаружи свет дневной, я отсюда сбежать не могу. Не разумею, какой вред…

Взрыв оборвал ее слова. Весь вагон, будто поднятый Господней дланью, взмыл под ними, оседлав оглушительный грохот, сопровождаемый пламенем геенны.

Глава 16

19 декабря, 12 часов 34 минуты

по центральноевропейскому времени

К югу от Рима, Италия

Рун пришел в движение с первым же дуновением воздуха, с первым же звуком взрыва. Он оседлал взрывную волну, и время замедлилось, став тягучим, как расплавленное стекло.

Метнулся через стол, обхватив Эрин обеими руками, и врезался плечом в окно. Пока он пробивал стекло и вылетал, толстая занавеска обвилась вокруг его тела. Стекло исполосовало руки и спину. Пламя и рев вырвались наружу вслед за ними.

И едва он выпрыгнул, вагон буквально у его стоп вспучился, невероятно раздуваясь, пока его оболочка не лопнула, изрыгая в грандиозном взрыве наружу дым, сажу и древесные щепки.

Подброшенный высоко в воздух Рун извернулся всем телом и сразу после приземления покатился, одной рукой придерживая спину Эрин, а другой прижимая ее голову к груди. Они с Эрин прокатились по колючей стерне сжатого поля, тянущегося вдоль железной дороги.

Краткое дуновение аромата соломы быстро смел едкий известковый запах взрывчатки и жирной копоти и легко узнаваемый смрад горелой человеческой плоти.

Поезд взорвался.

Кто-то — быть может, все до единого — погиб.