— Старый человек волнуется по самым разным поводам, и некоторые из них могут при определенных обстоятельствах стать для него опасными, если неловко их затронуть, и, хотя вы живете в нашем доме достаточно долго, чтобы кое-что знать, особенно еще и потому, что наша добрая Церлина все выбалтывает, все-таки вы не знаете, что моей матери может повредить все. Посторонний не в состоянии этого понять, и именно поэтому я охраняю свою мать по возможности от посторонних влияний. Вы меня обошли, я бы даже сказала, вы намеренно меня обманули и предприняли безответственное вторжение в жизнь моей матери. И даже если, как я готова поверить, вы не имели дурных намерений, вы могли бы все-таки подумать, что старые деревья не следует пересаживать. Вы играете с жизнью старой женщины.
— Вы приписываете простому, я не хочу сказать—светскому, но дружественному приглашению слишком тяжелые последствия.
— Не делайте, пожалуйста, вид, будто вы ничего не знаете. Вы не могли не заметить, что моя магь рассматривает это как приглашение на длительное время. Если она окажется в Охотничьем домике, то никто уже не заставит ее покинуть его.
— Для меня это новость, и я принимаю ее с искренней радостью.
— Надеюсь, что вы всерьез говорите об этой радости. Ведь вам тогда придется заботиться о моей матери. Будем надеяться, что она выдержит потрясение от переезда, если мне не удастся все же ее от этого отговорить; да, будем надеяться... Но захотите ли вы и будете ,ли в состоянии оказать долгому, как мы надеемся, закату ее жизни всю необходимую поддержку?
— Если вы имеете в виду финансовую, то я тотчас готов дать достаточные гарантии.
На тонких губах барышни мелькнула улыбка, от которой она сразу похорошела.
— Это уже кое-что, конечно... но я думала о деньгах лишь во вторую очередь... Я думала, например, о том, что вы в один прекрасный день захотите жениться, и тогда положение моей матери сделалось бы невыносимым: она зависела бы от вашей милости или немилости вашей жены как в материальном, так и в духовном смысле. И против этого нет никаких гарантий.
— Да, против плохих невесток, если можно так выразиться, гарантий нет,— весело согласился А.
— Когда же вы думаете жениться?
Значит, все-таки дело в Мелитте, подумал А., все-таки в ней, хотя и не впрямую. И он сказал:
— Планы моей женитьбы мне по меньшей мере столь же мало известны, как и вам, глубокоуважаемая.
На ее лице по-прежнему сохранялась улыбка.
— Хоть какая-то надежда... а если это все же случится?
— Если говорить серьезно, денежные гарантии остаются в силе в любом случае, так что вопрос о милости или немилости, как вы это называете, вообще не встает. К тому же и вы никуда не денетесь, и в конце концов есть еще ваша горничная, мне кажется, этого довольно.
— Я выхожу из игры. Покидаю поле битвы....
А. почувствовал, что ее слова затронули какие-то неизведанные, странно глубокие пласты его души.
— Как это следует понимать?
— Неужели вы действительно слепы, господин А.? Неужели вы еще не заметили, что во всем этом вы—только игрушка в руках Церлины?
Конечно, это было поразительное сообщение. Каким образом могла Церлина побудить его к приобретению Охотничьего домика? Уж не через сводническое ли покровительство его встречам с Мелиттой? Никто, даже и он сам, не мог бы предугадать, что его фантазии о любовном гнездышке будут связаны с устройством этого дома, именно этого Охотничьего домика. Все, что говорила барышня, раскачивалось на качелях невероятного, а это было самым невероятным. Тем не менее он почувствовал неуверенность.
— По-моему, в своих решениях я ни с кем не считался, и меньше всего с Церлиной.
— Разве покупка Охотничьего домика совершилась не по подсказке Церлины?
— В первый раз слышу. Пожалуй, она один или два раза говорила о существовании этого дома. Но это и все.
— Вы недооцениваете ум Церлины. То, что вы покупаете дома и земли, всем известно, и о почтенности этой профессии судить не мне. Но ведь ясно, что вы пойдете по любому следу, который приведет вас к удачной покупке. Ну так вот, Церлина указала вам такой след.
— Не понимаю, зачем ей это.
— А мнимая потребность моей матери в отдыхе, о которой вам, вероятно, говорила она сама, и Церлина наверняка тоже,—это опять-таки ее выдумка.
— Как я могу помнить все, что Церлина когда-нибудь сделала, да и к чему все это?
— Ваша слепота в самом деле удивительна... И я должна вам сказать, чтобы вы это наконец заметили: я мешаю Церлине... она хочет господствовать над каждым — над вами, надо мной, в первую очередь над моей матерью, и именно это удастся ей в уединении Охотничьего домика, во всяком случае, лучше, чем здесь, где ей приходится считаться со мной... и то, что вы для нее представляете меньшее препятствие, чем я, вы доказали вашей уступчивостью, с которой последовали ее желаниям по поводу Охотничьего домика... По-нимаете ли вы это наконец? .
— Мне все это кажется слегка озадачивающим, слегка мудреным...
— Мудреным... Ха! — Хильдегард насмешливо расхохоталась.
— Ну хорошо, не мудреным... но этому было бы проще всего помочь, если бы вы тоже приехали.