Невольные каменщики. Белая рабыня

Чтобы убедиться в правоте своей очень уж прихотливой логики, я снова посмотрел на экзаменатора: невзирая на то что перед ним сидел и бойко врал какой-то шпаргалочник, основная часть его мстительного внимания была все еще направлена в мою сторону.

Что тут еще нужно доказывать, подумал я, обращаясь к тополевому скверу, где мне суждено было увидеть Дашу. Конечно, какие-то ветки и листья вмешались, и я заерзал на месте, пытаясь по совокупности просветов сделать волнующий вывод. Уже через несколько секунд я не сомневался. Не только в том, что она пришла, но и в том, что она не одна. Что она с кем-то разговаривает.

Разумеется, я отдавал себе отчет в том, что в те часы, когда мы с нею не видимся, ей доводится перекинуться парой слов с кем-нибудь, что она не лежит, как спящая красавица в хрустальном гробу. Но увидев это собственными глазами, я испугался. Вот она беседует с кем-то, кого закрывает от меня памятник Гоголю. Почему этот факт сводит меня с ума?! Потому, что слишком видно, что эта беседа доставляет ей удовольствие? Как она остойчиво переступает на острых каблуках, какое ощущение своего пола! Но все-таки — с кем это она? Я перевалился через свой стол так, словно меня рвало. Потом запрокинулся на стуле, не щадя его суставов. Ни на одну секунду мне не приходило в голову, что в тени Гоголя может скрываться женщина. Приехавшая вместе с Дашей подруга.

Конечно, странности моего поведения не могли остаться незамеченными, тем более в атмосфере и без того повышенного ко мне внимания.

— В чем дело? — вкрадчиво поинтересовался экзаменатор.

Я одернулся, но не полностью. Даша же продолжала… жестикулировала, закидывала смеющуюся голову и ногами опять вела себя отвратительно. Могло бы создаться впечатление, что она заигрывает с каменным гостем, когда бы не выпархивала из-за гранитной фигуры парочка болтливых рук…

Я встал и потребовал, чтобы меня выпустили. Немедленно.

— До ветру? — применил тупую шпильку Вивиан Валериевич.

— Но мне очень нужно, очень, — так проникновенно сказал я, что Вивиан мне поверил, и его глаза загорелись мстительным вдохновением.

— Вы можете ответить вне очереди, — он указал копьеобразной ладонью на стул перед собой.

Стол экзаменатора располагался таким образом, что, заняв место экзекуции, я мог под новым углом и с некоторыми удобствами наблюдать происходящее в сквере. Уселся. Положил перед собою вызывающе чистый лист. Вивиан выжидающе молчал. Даже его тщедушного тела хватало, чтобы загородить большую часть окна. Я непроизвольно стал клониться влево. Он занервничал, не зная, принять ли ему это на свой счет. Поправив воротничок сорочки и пригладив оттопырившийся локон, он сказал:

— Ну, может быть, вы нам что-нибудь расскажете?

— О чем? — искренне испугался я, с трудом высвобождая взгляд из растительной толщи.

Вивиан встал и, отойдя от стола, с загадочным видом прислонился спиной к потрескавшимся изразцам старинной печки.

— Н-ну?

Когда я выскочил на улицу, из чугунных ворот института как раз выкатывал большой белый «мерседес», увозивший Дашиного красноречивого собеседника. То есть мне не удалось застать их на месте преступления. Я настроился на совершение какой-то расправы. Бегство одного из участников омерзительного заговора против моей доверчивости лишало мою ярость законного вида.

Когда я подошел к скамейке, на которой расположилась Даша, что-то во мне еще полыхало, потому что она, поджав губы и кокетливо отстранившись, спросила:

— Пошто ты на меня так зыркаешь, Мишечка?

Я терзался диким несоответствием между степенью моей моральной правоты и невозможностью ее обнаружить без того, чтобы не выставить себя в качестве ревнивого кретина.

Дашу не интересовали мои внутренние бури, у нее были более насущные и реальные проблемы. Оказывается, на ближайший вторник назначена ее защита. Я уже сто раз слышал, как сложно все подгадать к нужному дню, сам не раз бегал на почту, рассылал письма, какие-то рефераты, сопутствовал Даше в сборе бесконечных справок, пытался протолкнуть в журнальчике Дубровского отрывок из диссертации под видом статьи. Работа эта казалась мне бесконечной и как бы не направленной ни к какой конкретной цели. Подготовка к защите диссертации была для меня такой же частью Дашиной жизни, как семья, машина, собака. И теперь все это должно было кончиться. Странно.

Но нет, радоваться было рано. Дело в том, что сам акт защиты — очень громоздкое мероприятие. Оппоненты, члены ученого совета, большинство из которых старики, люди страшно привередливые и капризные. Собрать их вместе в определенный день крайне трудно. Но обязательно нужно. Потому что иначе все придется отложить до глубокой осени и в Англию ехать аспиранткой. Ах да, еще и Англия, — я внутренне заскулил.

Я покорно кивал головой, все, что она говорила, не вызывало у меня сомнений. Но Даша почему-то начала раздражаться.

— Ты не представляешь, чего мне стоило уломать Кокошина, чтобы он перенес мою защиту в весенний список, понимаешь?!

Чего тут было не понять.