Невольные каменщики. Белая рабыня

Деревьев вздрогнул: два Ионы Александровича для одного вечера многовато. Оказалось, что испугался он всего лишь изгиба собственного воображения: на тахте, держа в руках шапку и даже не расстегнув свой ярко-красный пуховик, сидел Тарасик. Иона Александрович все наоборот: во-первых, он стоял, во-вторых, шубу свою он давно сбросил и оказался в двубортном костюме благородной шерсти. Выглядел он как человек, дела которого складываются очень хорошо. Между тем беседа с новым старым другом хозяина у него явно не клеилась.

— Мне нужно с тобой поговорить, — поднимаясь тяжело, как приступ тошноты, сказал Тарасик, — и наедине.

— Жаль, — очаровательно ухмыляясь, сказал парирующим тоном Иона Александрович, — на сегодняшний вечер господин Деревьев ангажирован мною.

Тарасик помедлил, взвешивая обстановку. Все приняли его молчание за окончание переговоров. Деревьев и Жевакин, с которым Тарасик не счел нужным даже поздороваться, начали выгружать на очищенный от вздорных мультипликационных бумаг стол свою роскошную добычу. Тарасик некоторое время наблюдал, потом решительно рванул липучку на груди. Иона Александрович с едва заметным неудовольствием покосился в его сторону, продолжая весомо прохаживаться по комнате. Он то и дело заслонял своей расчесанной головой стоящую на шкафу лампу, создавая мгновенные затмения. Тарасик понес пуховик на вешалку, хозяин выскочил на кухню за посудой. Молчаливое неудовольствие гуляющего гиганта обратилось на Жевакина, тот выразительно развел руками и сделал отчаянные глаза. Иона Александрович задумчиво потрогал крохотную бородку под нижней губой, в глазах у него что-то промелькнуло. Он придумал, как устранить это вздорное препятствие.

Наконец все было откупорено и нарезано. Выпили. Сразу по полстакана водки, сопроводив самым примитивным тостом. Иона Александрович, несмотря на весь свой богатейский лоск, французский одеколон, бриллиантовые запонки, предпочитал такой стиль. Не успели бросить в рот по маслине, хорошо вышколенный Жевакин уже снова занес бутылку над стаканами.

— Ну все-таки, — прожевывая кусок балыка, спросил Деревьев, — чем могу, так сказать?

— Давайте ни с чем не будем спешить, попробуем лучше узнать друг друга.

— Зачем?

Предубеждение против деловых и деловитых людей уже успело сформироваться в писателе. И хотя этот странный гость все больше ему нравился, он старался на всякий случай возбудить в себе недоверие. Нельзя дать себя проглотить за полстакана смирновской водки. Может быть, ему, как и этому дрянному Нечитайле, всего лишь негде переночевать. Эта мысль позабавила Деревьева, он усмехнулся.

— Чему вы смеетесь? — со всем своим гигантским изяществом наклоняясь к нему, поинтересовался гость.

— Себе.

— Тогда выпьем, — вклинился Жевакин.

— Что-то мы без тостов, — неуверенно сказал хозяин.

Иона Александрович осторожно ощупал свои вместительные щеки.

— Я почему-то всегда бледнею, когда пью.

— Не к здоровью, — буркнул Тарасик, намазывая хлеб икоркой.

— Во, — обрадовался хозяин, — за здоровье!

Иона Александрович улыбнулся ему сквозь стакан, что резко выпуклило глаза. Деревьев поежился под этим изучающим взглядом и сказал:

— Вы чрезвычайно похожи на Бальзака.

— Я не написал ни строчки.

— Очень, очень…

— Я ненавижу кофе.

— И тем не менее.

Иона Александрович выцедил из своего стакана весь «Абсолют» и признался:

— Это была моя институтская кличка.

— У меня богатейшее воображение, — сообщил Деревьев, — не надо вам писать и кофе совсем не надо, мне достаточно этого, — он похлопал себя по щекам, — чтобы у меня было полное ощущение, что я пью с творцом «Божественной комедии».

— Человеческой, — ехидно поправил Тарасик.

— Дурак, — спокойно возразил Деревьев, — его комедия, — он ткнул в сторону Ионы Александровича, — написана божественно. У него все там, и блеск, и нищета. Мне с детства запало название его романа — «Огсц горя», — правда, я был талантливый ребенок? — Тут он вздохнул. — Хотя во многом я был трус и гад.

Появился куда-то исчезавший Жевакин и объявил, что ехать подано.

— Куда? — обеспокоенно вскинулся хозяин, пригорюнившийся было.

— Я предлагаю сегодняшний вечер продолжить у меня в гостях. На даче.

— А где это?

— Это близко. Обратную доставку гарантирую.

Писатель еще помнил, что должен быть предубежден против великолепного богача, но начисто забыл, почему. На лице его выразилась растерянность.

— Я уже и девчонкам позвонил, — вкрадчиво сообщил Жевакин.

Это мгновенно склонило Деревьева к решению ехать. Произошли торопливые, но не слишком организованные сборы. В комнате появился еще один человек, как потом выяснилось, шофер. Он подхватил тяжелый чемодан, с которым Иона Александрович прибыл. В коридоре Деревьев встретил возбужденного любопытством Сан Саныча и сунул ему банан.

«Мерседес» въехал в густой сосновый лес. Сквозь него что-то светилось. Огромный двухэтажный дом. Деревянный дворец.

— Это же целое состояние, — сказал Деревьев.