Невозможность путешествий

Я не был в театре десять лет, хотя, разумеется, следил издалека за тем, что происходит на этой сцене и за кулисами, в каждый из своих приездов узнавая о каких-то смертях, о сменах главных режиссеров, ни один из которых не мог прижиться в орловском театре.

Суровый стиль уральского модернизма мутировал в телевизионную байку про «суровых уральских мужиков» и «красные труселя», хотя постмодерном в этих краях, кажется, еще и не пахнет.

Недавно изучал репертуар, вывешенный к началу нового сезона; кажется, в нем не осталось спектаклей Орлова. Зато на стене дома, куда я неоднократно заходил к нему (не в гости, конечно же, а по казенной надобе), висит мемориальная доска.

В камне Наум Юрьевич мало похож на самого себя.

15.

Если верить славянской языческой мифологии, Смородина — это река, отделяющая мир живых от мира мертвых. Сама родится. Сама родит.

Я и сам так долго думал, пока Татьяна Толстая (спасибо ей за вечную филологическую настырность) не подсказала:

— Смородина имеет тот же корень, что «смрад». Смород, смрад. То есть сильный (необязательно неприятный) запах…

(Это я так подбираюсь к запаху кулис.)

Собственно, что к нему подбираться: кулисы пахнут пылью.

Пылью да затхлостью. Запустением, которое они загораживают.

16.

Да, кстати, «Ангелам на первом месте» я предпослал эпиграф из Льва Шестова:

«Ангел смерти, слетающий к человеку, чтобы разлучить его душу с телом, весь сплошь покрыт глазами… Бывает так, что ангел смерти, явившись за душой, убеждается, что он пришел слишком рано, что не наступил еще человеку срок покинуть землю. Он не трогает его души, даже не показывается ей, но, прежде чем удалиться, незаметно оставляет человеку еще два глаза из бесчисленных собственных глаз. И тогда человек внезапно начинает видеть сверх того, что видят все и что он сам видит своими старыми глазами, что-то совсем новое…»

2013

III. Список кораблей

Когда я думаю о многих людях, чьи глаза наблюдают за мной, я предвижу, что, если у меня ничего не выйдет, они поймут, в чем дело, и не станут осыпать меня мелочными упреками, но, будучи искушенны и опытны во всем, что хорошо, честно и справедливо, всем своим видом скажут: «Мы помогали тебе и были для тебя светочем; мы сделали для тебя все, что могли. В полную ли меру своих сил ты трудился?»

Из письма Ван Гога брату Тео, Амстердам, 30 мая 1877

От Карамзина до Битова

Три направления для книжных путешествий

I. «Письма русского путешественника» Н. Карамзина

Инсайд случается, когда Карамзин после Риги («город не очень красив; улицы узки — но много каменного строения, и есть хорошие домы…») въезжает в Кенигсберг, замирая от восторга («один из больших городов в Европе…»)

Тут же ловишь себя на мысли, понятно какой — ведь Кенигсберг у нас с кем связан? Правильно, с Кантом. Вот ты и, моделируя логику шествующего путем, слегка вперед забегаешь, мысленно ему делегируя: «А не навестить ли нам могилу Канта»? Ибо что должен делать турист в бывшей прусской столице? Конечно, ломануться немедленно к Канту.

И Карамзин, точно услышав ваш внутренний шепот, немедленно устремляется к Канту.