Невозвращенцы

Пока шло выяснение отношений, подготовка работорговцами ночной стоянки была полностью завершена. Хозяин с рабыней отправился отдыхать в поставленный для него с краю лагеря (чтобы не так несло грязными немытыми человеческими телами) шатер, а остальные караванщики принялись поить и кормить рабов. Делалось это очень просто. Десятку рабов по очереди освобождали левую руку и подпускали к огромному казану, в котором кипело какое-то съедобное хлебово. Деревянных ложек было всего десять, так что пока поевший десяток пил воду из бадьи, набранной смирными рабами, следующий десяток облизывал пищевые принадлежности за предыдущими. Брезгливые, если такие и были, умирали с голоду. После того, как рабы напились, их опять запирали в колодку. Таким образом с раскованной одной рукой одновременно не было больше двух десятков рабов, что было не лишней предосторожностью. На 20 человек охраны приходилось, по прикидке, две с половиной сотни рабов.

Таким медленным, зато безопасным, способом кормление у работорговцев заняло по внутренним часам Руфуса почти три часа и закончилось далеко затемно. Несмотря на такой длинный, на первый взгляд, промежуток времени, каждому рабу отводилось на еду чуть больше пяти минут, поэтому их поведение возле источника пищи нельзя было назвать куртуазным. Хорошо еще, что десятки не были собраны из разноплеменных рабов, иначе свары избежать стало бы невозможно. Но это понимали и работорговцы, да и довезти живой товар было необходимо неповрежденным, так что прием пищи рабами прошел без эксцессов.

Оставив двоих охранников на дежурстве, работорговцы сняли с телег нехитрые спальные принадлежности, редко они были сложнее пары тонких шерстяных одеял, выбрали себе места получше, и завалились спать. Рабы, замученные длинной тяжелой дорогой и скудной пищей, сразу же заснули там, где их оставили работорговцы.

Через час, когда уже начали тихо подходить из лагеря вооруженные и одетые в броню гладиаторы, произошла смена постов. Пара работорговцев пошла спать, а другая пара, позевывая и тихо переругиваясь расположилась по краям ночевки, лицом в сторону рабов. Основной задачей охраны не было защищать хозяина от внешних врагов, наоборот — внимательное наблюдение требовалось за живым товаром, чтобы непокорная собственность что-нибудь не учудила из глупости.

Снять охранников гладиаторам не составило никакого труда. Для этого Руфус применил легкий трюк, хотя по большому счету можно было вполне обойтись и без него. Десяток гладиаторов, переодетых в доспехи легионеров, совершенно не скрываясь, пошли по дороге. При виде лагеря один из них сошел с дороги и жестом подозвал одного из охранников. Пока первого лже-опцион занимал вопросами типа «Не видели ли вы банду гладиаторов? А рабов беглых? А есть ли у вас пергаменты на этих?», остальные гладиаторы ползком подкрадывались к остальным охранникам.

Спровоцировав ссору, лже-опцион махнул рукой, и к нему присоединились оставшаяся десятка «легионеров». Охранник повернулся и побежал было будить хозяина, чтобы разрешить все недоговоренности, когда ему в спину вошло лезвие гладия, зажатого в руке легионера. Падение полумертвого тела послужило остальным восставшим сигналом к атаке.

Никакого действенного сопротивления полусонная охрана оказать не смогла. Большинство из них успели проснуться от боли входящего в грудь или в спину острого предмета, чтобы заснуть уже навсегда, сном вечным.

Разграбленный караван переводил рабов поближе к Риму. Это была распространенная практика, когда самых непокорных рабов не оставляли на границах, чтобы не было возможности бежать на родину, а перевозили в центральные провинции Империи. Убивали их, чего по идее требовал здравый смысл, очень редко. Дело в том, что здравый смысл был перевешен еще более здравым. От таких рабов и рабынь получались в следующем поколении самые лучшие — умные, инициативные, но покорные дети. Тратить такой материал на удобрение полей было просто выбрасыванием денег на ветер.

До утра шло освобождение рабов и разъяснение им ситуации, в которой они оказались. Всего в караване оказалось 251 раба. Национальный состав спасенных был следующим. 45 нурман, отличных бойцов судовой рати, которых уже несколько лет продавали и перепродавали из одних рук в другие, после того, как пал Харингхейм. 38 франков, 87 германцев и, к большой радости Руфуса, 56 россов. В основном казаков, жертв набегов степняков на ослабшую после битвы россов-русских границу; но было и несколько и из восточных провинций. Эти вообще прошли полмира рабских подмостков. Оставшиеся, 25 степняков, не пережили освобождение — были голыми руками убиты россами. Отплатить ромеям за всё хорошее рабы согласились все как один. Среди них не оказалось ни трусов, ни предателей. Во всяком случае, пока не оказалось.

— Господин сенатор. Нам приходят очень опасные известия о происходящем в соседней провинции.

— Оум? — Пробус Гней Афрода сквозь набитый, как обычно, элитарными блюдами, рот выразил свой интерес и предложение продолжать.

— Побег рабов из гладиаторской школы постепенно превращается в бунт.