Невозвращенцы

— Да вроде…

— Добре… А как на счет набольших? Как они судят?

— А. Да. Забыл — хольмганг это в основном северян да германцев, а поле — это наше. У остальных другие формы божьего суда. Подковку там из углей вынуть, под водой выдержать и прочее, прочее.

— Что ж… А как соотносятся законы поля и хольмганга?

— Это по-разному. От княжества к княжеству. В великом княжестве Словенском, практически на всей территории, за редким исключением, хольмганг считается разбоем, со всем вытекающими. В Киевском — убийством. В великом княжестве Суздальском разрешено как форма поединка-дуэли, однако за смерть на хольмганге выживший обязан платить крупную виру. А в Новогородском, помимо крупной виры, победитель должен заплатить долю от полученной добычи. Торгаши, что с них взять. А, забыл еще, победителю на хольмганге достаются, обычно, все вещи победителя…

Если считать все эти занятия в кузне, в поле и классах, по аналогии с земными институтами, всего лишь «общеобразовательными кафедрами», то обучение на «родной кафедре» на первый взгляд казалось нудным. Никаких тебе чудес и магии: ни фаерболов как в играх компьютерных, ни чудес в воскрешении мертвых или наоборот, в упокоении зомби, ни полетов, ни трансформации железа в золото, ничего этого не было.

А было другое. Были долгие прогулки по котловине в сопровождении Радослава. В некоторых местах они задерживались надолго, иногда до пары суток, и чувствовали. Медитировали, как называл это Ярослав. Против такого названия Радослав не возражал. Сам он называл это «смотреть через правь», хотя до формулировки ему было «пофигу». А вот на что он обращал особое внимание, так это на ощущения юного волхва. Ярославу приходилось подробно рассказывать, что он чувствует в тех или иных местах, в то или иное время. Иногда, ответы дитя учителя радовали, иногда, он недовольно морщился. Во всяком случае к следующему этапу обучения учитель и ученик приступили только через год, то есть не ранее того момента, как ощущения Ярослава стали полностью соответствовать эталону.

Следующими уроками «по специальности» стали долгие лекции о тройственном мироустройстве. О мире Богов, Законов и Истины — Прави, о мире нашем, где мы живем — Яви, и о третьем плане бытия — Ниви, мире мертвых, не ушедших за реку Смородину, мире духов, колдунов и нежити. Считалось например, что волхвы, священники и прочие жрецы молитвой и праведностью при жизни заступают за кромку Прави. Живя в Яви те могут совершать такие деяния, которые в обычном мире невозможны. Такие вещи как видеть невидимое, прозревать будущее, исцелять смертельные раны, повелевать силами природы и прочие дела, которые в легендах и книгах называются чудесами. Те же, кто заступил за кромку Нави, мира мертвых, тоже получали особые возможности. Общаться с духами, водяными, домовыми и прочей нежитью и нелюдью, особые, точные и полные знания о земле, воде и воздухе, защищать людей от порождений Нави, накладывать и снимать прочу и многое другое.

Кстати, ничего плохого, в принципе, в этом волхвы не видели. «Ведь зло, оно от людей, и от лучины можно читать свитки, а можно поджечь соседу избу». Поэтому до поры до времени никто в росских княжествах не преследовал ворожея. Другое дело, что принципиальным отличием между Явью и Правью было то, что в Правь входили молитвой и верой, а в Навь — умерщвлением чего либо. Недаром самые сильные колдуны были калеками или уродами. Понималось это так, что такой колдун уже вперед, авансом, заплатил за многие свои способности. Другим колдунам, так как платить за особые способности частью себя мало кто желал, приходилось резать кур, баранов или лошадей, а если не было, то наносить себе болезненные, но не калечащие раны. Тех же, кто сходил с ума и начинал приносить человеческие жертвы, творить зло ради зла, или начинал поклоняться Кровавому Богу, истребляли без всякой жалости, как зверей-людоедов, зачастую сжигая заживо в избе вместе со всем имуществом.

Впрочем, не забывались и практические тренировки. На этот раз их сложность возросла. Теперь требовалось чувствовать не мощные, как уже понял Ярослав, потоки, по какой-то причине циркулировавшие по котловине, а более тонкие. Радослав приносил с собой, или водил дитя по музеям и хранилищам, указывал на различные вещи, а Ярослав должен был почувствовать ее.

Предметы были совершенно разных форм и назначений: мечи, ножи, одежда, фрагменты доспехов, амулеты, гривны и кольца, даже ложки! Если хорошие предметы ощущались им надсознательно как «теплые», трудно подобрать аналог других чувств, то плохие чувствовались как «холодные». Причем чем выше росла чувствительность Ярослава в «догляде через правь», тем больше оттенков он мог различать. Предметы теперь бывали не просто «теплые», но еще и «светлые, мягкие, сладкие», а также «горькие, злые, темные».