В центре картины, которая у нас сложилась, стоит образ человека, который сам зажал себя в тисках до такой степени, что усыхает как тростинка, лишь бы избежать захватнических шагов. Более того, как указывалось раньше, он чувствует, что по-прежнему вечно готов обвинять и презирать себя; он легко пугается и, как мы увидим, затрачивает много сил, чтобы смягчить все эти болезненные чувства. Прежде чем обсуждать дальнейшие детали и следствия его базисного состояния, попробуем разобраться в развитии этого состояния и рассмотреть факторы, толкающие личность в данном направлении.
Люди, которые позднее склоняются к решению о смирении, в раннем конфликте с людьми обычно выбирают движение к людям[57]
. Как правило, окружение их детства имело характерные отличия от окружения захватнического типа, где ребенка с малых лет баловали своим восхищением, или не позволяли выходить за жесткие рамки норм, или просто эксплуатировали и унижали. Смиренный тип, напротив, подрастал в чьей-то тени: любимчика брата или сестры, родителя, которым все восхищались, красавицы-матери или благодушно-деспотичного отца. Такое весьма неустойчивое положение порождает массу страхов. Но ценой самоотверженного поклонения и преданности ребенок все-таки добился небольшой доли любви. У ребенка могла быть, например, страдалица мать, которая требовала исключительной заботы и внимания, и если вдруг уровень этой заботы снижался, она заставляла его чувствовать себя виноватым. Это могли быть отец или мать, которым слепое восхищение прибавляло щедрости и дружелюбия; это могли быть заносчивый брат или сестра, которые дарили свою ласку и покровительство в обмен на заискивание и угождение[58]. И вот через несколько лет, пока желание взбунтоваться боролось в сердце ребенка с его потребностью в любви, он подавил свою враждебность, смирил дух борьбы, и потребность в любви взяла верх. Он утихомирил свой гнев и стал уступчивым, научился всех любить и склоняться в беспомощном восхищении перед теми, кого больше всего боялся. Он стал слишком остро чувствовать враждебное напряжение и теперь вынужден снимать его и сглаживать острые углы. Поскольку завоевывать других превратилось в сверхважную задачу, он старался развить в себе те качества, которые делают его приятным и внушающим любовь. Иногда, в подростковом возрасте, начинался новый бунтарский период, сопровождающийся лихорадочным и нервным честолюбием. Но он снова отступался от этих захватнических влечений ради любви и защиты, иногда первая влюбленность была тому причиной. Дальнейшее развитие типа во многом определяется тем, насколько были подавлены бунт и честолюбие или насколько полным стал возврат к подчиненности, привязанности или любви.Как и любой другой невротик, смиренный тип решает проблему своих потребностей, развивавшихся в нем с детства, пытаясь себя идеализировать. Но для этого есть один-единственный способ. Его идеальный образ Я
прежде всего – сплав «достойных любви» качеств, таких как альтруизм, доброта, щедрость, смирение, святость, благородство, сострадание. Беспомощность, страдания, жертвенность стоят на прославлении во второй очереди. В отличие от высокомерно-мстительного типа личности, в нем также поощряются чувства радости и страдания, неравнодушие не только к отдельным людям, но и ко всему человечеству, к искусству, природе, всевозможным «общечеловеческим» ценностям. Глубокие чувства – неотъемлемая часть его образа Я. Он сможет выполнять внутренние предписания только в случае усиления тенденций к пренебрежению собой, выросшие из его метода решения своего базального конфликта с людьми. По этой причине он должен развивать амбивалентное отношение к собственной гордости. Все, что у него есть, это безгрешные и достойные любви качества его псевдо-Я, и он не может не гордиться ими. Одна пациентка, идя на поправку, сказала о себе: «Я смиренно принимала свое нравственное превосходство как данность».Итак, он отрекается от своей гордости, но она и не заявляет о себе в полный голос в его поведении, она проявляется во множестве неявных форм, в которых обычно и развивается невротическая гордость, – в уязвимости, в различного рода избеганиях, в защитных механизмах, позволяющих «сохранить лицо», и т. п. С другой стороны, сам его имидж святого и завоевателя сердец запрещает любое сознательное
чувство гордости. Он должен удариться в другую крайность, чтобы и следа ее не было. Так начинается процесс «усушки», превращающий его в маленькое и беззащитное существо. Отождествлять себя со своим горделивым и достославным Я для него неприемлемо. Он видит себя только в подчинении себе, принесенным в жертву Я. Он чувствует себя не только маленьким и беззащитным, но и виноватым, нежеланным, нелюбимым, глупым, некомпетентным. Он – половая тряпка и безропотно отождествляет себя с теми, кого попирают ногами. Следовательно, исключение гордости из осознания входит в его метод решения внутреннего конфликта.