Невроз и личностный рост: борьба за самореализацию

В этом решении, в той мере, в какой мы исследовали его, два слабых момента. Один – это процесс «усушки», который влечет за собой библейский грех против себя самого – зарывание своего таланта в землю. Другой касается того способа, которым табу на захват делает его беспомощной жертвой ненависти к себе. Подобное мы наблюдаем у многих смиренных пациентов в начале анализа, когда они застывают от ужаса, если находят, в чем себя упрекнуть. Этот тип, часто не осознающий связь между самообвинением и ужасом, просто переживает факт того, что он испуган или паникует. Он, как правило, сознает, что склонен упрекать себя, но, не особенно задумываясь об этом, считает это признаком своей кристальной честности с самим собой.

Он может также знать, что с излишней готовностью принимает обвинения со стороны окружающих, и только позже понимает, что они были безосновательны, но ему проще было объявить виноватым себя, чем обвинять других. По сути, он реагирует на критику признанием своей вины или ошибки так быстро и автоматически, что его рассудок просто не успевает вмешаться. Но он мало сознает, что прямо оскорбляет себя, и еще меньше – до какой степени доходят эти оскорбления. Его сны полнятся символами презрения к себе и самоосуждения. Типичны сновидения о казни, в которых он приговорен к смерти, он не знает за что, но принимает это, никто не проявляет ни милосердия, ни даже интереса к нему. У него бывают сновидения и фантазии, в которых его пытают. Страх перед пытками может проявиться в ипохондрических страхах: головная боль – подозрение на опухоль мозга, запершило в горле – туберкулез, заболел живот – значит, у него рак.

Постепенно, в ходе сеансов психоанализа проясняется, какова сила этих самообвинений и самомучительства. Любое затруднение, которое становится предметом обсуждения, может быть поводом лишний раз себя куснуть. Проблеск осознания своей враждебности заставляет его чувствовать себя потенциальным убийцей. Открытие того, какие надежды он возлагает на окружающих, превращает его в хищного эксплуататора. Понимание, что он не очень грамотно распоряжается своим временем и деньгами, возбуждает в нем страх «полного краха». Сам факт тревоги может заставить его чувствовать себя совершенно неуравновешенным типом, на грани сумасшествия. В том случае, когда такие реакции не скрываются, может показаться, что анализ только ухудшает состояние пациента.

Сперва возникает впечатление, что ненависть или презрение к себе в этом случае сильнее, чем при других видах невроза. Но узнав нашего пациента лучше и сравнив его ситуацию с другим нашим клиническим опытом, мы откажемся от этого предположения и поймем, что на самом деле он более беспомощен перед своей ненавистью к себе. Но у него нет столько эффективных средств защиты от нее, сколько имеет в своем распоряжении захватнический тип. А он старается оставаться верным своим специальным надо

и нельзя, и, как в случае любого невроза, его рассудок и воображение помогают ему затемнить и приукрасить картину.

Отбросить самообвинения, воспользовавшись самооправданиями, он не может, иначе пришлось бы перешагнуть через свои нельзя на высокомерие и тщеславие. Не получается у него толком ненавидеть или презирать других за то, что сам отвергает в себе, потому что должен быть «понимающим» и уметь прощать. На самом деле попытка обвинить других или найти другой способ выразить свою к ним враждебность вовсе не успокоила бы его, а испугала – из-за его табу на проявления агрессии. И, как мы теперь убедились, он черезвычайно нуждается в других, и по этой самой причине ему лучше избегать трений с ними. Из-за всех этих обстоятельств ему за себя не постоять, что и происходит не только при его столкновениях с другими, но и в случае нападок на самого себя. Другими словами, он одинаково беззащитен против собственных обвинений, презрения, мучительства и т. п. и против нападения со стороны окружающих. С покорным поклоном он это все принимает. Он и не думает оспаривать приговор внутренней тирании, что, в свою очередь, снижает его и без того низкое мнение о себе.