Условно говоря, у нас есть три способа, которыми представление о других может быть искажено экстернализацией. Искажения могут появляться в результате того, что другие наделяются свойствами, которыми обладают в ничтожно малой степени или не обладают вовсе. Невротик может видеть других абсолютно идеальными, наделять их богоподобным совершенством и властью. Он может видеть их жалкими и виноватыми. Он может превращать их в гигантов или в карликов.
Экстернализация заставляет его закрывать глаза на реальные достоинства или слабости других. Он может переносить на них свои собственные (неосознанные) запреты на эксплуатацию или ложь и, следовательно, может не распознать в них даже кричащих намерений эксплуатировать его или обмануть. Или же, задушив свои собственные позитивные чувства, он может оказаться неспособным к восприятию дружеского расположения других или преданности. Он не поверит в искренность чувств и будет зорко следить, чтобы «не попасться на удочку» этих притворщиков.
Наконец, его экстернализация может обострить все его чувства по отношению к определенным тенденциям других людей. Так, один пациент, который считал, что он один обладает всеми христианскими добродетелями, и был слеп к своим выраженным хищническим склонностям, моментально замечал в других притворные претензии, особенно претензии на доброту и любовь. Другой пациент, со значительной неосознанной предрасположенностью к неверности и вероломству, активно реагировал на эти тенденции у других. Может показаться, что такие случаи противоречат моему утверждению об искажающей силе экстернализации. Не будет ли более корректным сказать, что при экстернализации может быть и так: человек или совершенно слеп к определенным вещам, или удивительно зоркий? Вряд ли. Его острый глаз на некоторые качества других пристрастно косит, поскольку эти качества имеют огромное значение для него самого. Поэтому они так разрастаются, что человек, ими обладающий, уже для него не личность, а символ этих особых, экстернализованных, собственных склонностей или тенденций. Следовательно, рисунок всей личности другого получается таким искаженным, что в нем нет ничего верного. Естественно, такую экстернализацию осознать труднее всего, поскольку сам пациент всегда готов сослаться на тот «факт», что его наблюдения за другим точны.
Все упомянутые факторы (требования невротика, его реакции на других, его экстернализация) затрудняют другим общение с ним, по крайней мере в любых близких отношениях. Но сам невротик видит это по-другому. Поскольку в его глазах его потребности или требования, вытекающие из них, – совершенно законные, хорошо, если они вообще осознаются; поскольку его реакции на других, по той же причине, – оправданные; поскольку его экстернализация – только ответ на имеющиеся у других установки, то он обычно и не предполагает, как им с ним непросто, считая, что с ним действительно легко жить. Типичная иллюзия, хотя и понятная.
Другие, насколько позволяют их собственные трудности, стараются мирно ужиться с явно невротичным членом семьи. И здесь его экстернализация снова воздвигает полосу препятствий их стараниям. Поскольку по самой своей природе экстернализация имеет мало общего, а может и вовсе не имеет, с реальным поведением других, то другие беспомощны против нее. Например, они стараются примириться с воинственной правотой невротика, не позволяя себе возражать и критиковать, заботятся о его одежде и еде в точности так, как он того желает, и т. п. Но сама их старательность возбуждает в нем самообвинения, и он начинает ненавидеть других, чтобы не дать развиться собственному чувству вины (например, как мистер Хикс в триллере «Мороженщик»).