Невроз и личностный рост: борьба за самореализацию

Более того, может быть так, что ни одна из этих реакций, в непосредственном или трансформированном виде, не переживается сознательно; мы осознаем только наши реакции на эти реакции. В первых рядах среди этих «вторичных» реакций находятся ярость и страх. Хорошо известно, что удар по гордости может вызвать мстительную враждебность. Она развивается на всем своем пути от неприязни до ненависти, от раздражения до гнева и слепой ярости. Иногда постороннему наблюдателю довольно легко увидеть связь между яростью и гордостью. Например, человек разъярен бесцеремонностью своего начальника или нахальством таксиста, происшествиями, которые самое большее, что могут вызвать, это раздражение. Сам он понимает только то, что справедливо гневается в ответ на скверное поведение других. Наблюдатель, в нашем случае – психоаналитик, видит, что событие задело гордость пациента, он почувствовал себя униженным и пришел в ярость. Пациент может согласиться с такой интерпретацией, на его взгляд, она вполне объясняет его чрезмерную реакцию, а может настаивать, что не считает свою реакцию чрезмерной и его гнев – законный гнев на подлость или глупость другого.

Конечно, не любая иррациональная враждебность порождена задетой гордостью, но она все-таки играет роль бо́льшую, чем это признают. Психоаналитик должен тщательно отслеживать такую возможность, особенно в части реакции пациента на него самого, на интерпретации и на психоаналитическую ситуацию в целом. Связь с задетой гордостью легко себя обнаруживает, если во враждебности есть оттенок неуважения, презрения, намерения унизить. Тут в чистом виде действует закон возмездия. Пациент, сам того не понимая, чувствует себя униженным и платит той же монетой. И после таких инцидентов обсуждать с пациентом его враждебность – значит бессмысленно тратить время. Следует прямо задать вопрос, что заставило пациента почувствовать унижение. Иногда порывы унизить психоаналитика или мысли об этом, правда не подкрепленные действиями, появляются сразу, в самом начале психоанализа, еще до того, как психоаналитик успел затронуть какое-то больное место. В таком случае вероятно, что пациент бессознательно унижен самим фактом прохождения терапии, и задача психоаналитика – сделать для пациента эту связь очевидной.

Естественно, то, что происходит во время психоанализа, происходит и вне его. И если бы мы чаще задумывались о том, что чье-то обидное поведение может быть следствием задетой гордости, мы избавили бы себя от многих мучительных и даже разрывающих сердце ситуаций. Таким образом, когда друг или родственник ведут себя недостойно, после того как мы по доброй воле помогли им, лучше не огорчаться их неблагодарностью, а подумать о том, как сильно могла быть задета их гордость тем, что пришлось принять помощь. И если позволят обстоятельства, стоит попробовать поговорить с ними об этом или помогать им так, чтобы у них была возможность сохранить лицо. Сходным образом, если мы имеем дело с презрительной установкой по отношению к людям вообще, недостаточно возмутиться высокомерием такого человека; к нему стоит проявить сострадание, как к тому, кто идет по жизни с ободранной кожей, настолько всестороннее уязвима его гордость.

Меньше известно о том, как та же самая враждебность, ненависть или презрение могут оборачиваться против себя, если мы чувствуем, что сами задели свою гордость. Жестокие самоупреки – не единственная форма, которую может принимать этот гнев на себя. У мстительной ненависти к себе есть так много воплощений, которые нас могут завести довольно далеко, и мы потеряем нить рассуждений, начав обсуждать их как реакции на удар по гордости. Поэтому мы вернемся к ним в следующей главе.